Жили они с мамой на первом этаже панельки недалеко от школы. Двухкомнатная квартира давно не видела ремонта, а старенькая мебель застала Брежнева. Правда, бытовая техника была неплохая и современная, но в остальном мама экономила. Она упорно откладывала деньги на институт для дочери. Если, конечно, воспитателю в детском саду вообще удавалось что-то отложить.
С работы мама приходила поздно. После того как детей разбирали, она задерживалась, чтобы за небольшую плату провести кружок рисования и посидеть с детьми, чьи родители не могли забрать их до восьми вечера. Это рано приучило Дашу к самостоятельности. Прежде даже не пугало, когда она до ночи была одна. Но сегодня из головы не шел жуткий заброшенный дом.
Даша оставила перепачканную пылью и паутиной куртку и грязные кроссовки в своей комнате, чтобы мама не замучила ее расспросами, намереваясь привести вещи в порядок на следующий день.
Чтобы чем-то себя занять, она пошла в кухню и приготовила простой ужин: сварила сосиски и пожарила картошку. Затем достала кастрюлю с супом из холодильника и поставила разогреваться на плиту. В темное кухонное окно Даша старалась не смотреть, словно бы там могло показаться нечто такое, что напугает ее. Например, жуткое лицо ведьмы или чужая когтистая рука.
Суп закипал, когда в дверь позвонили.
– Дашунь, открывай. Я ключи дома забыла, – раздался на лестничной клетке мамин усталый голос.
Даша бросила взгляд на крючок над обувницей: второй комплект ключей действительно висел там. Она на всякий посмотрела в глазок, чтобы убедиться, что это ее мать, после чего открыла.
Мама, бледная и похудевшая за минувший год, ввалилась в квартиру. В последнее время она все чаще брала дополнительные смены в выходные, чтобы оплачивать Дашиных репетиторов, а на себе экономила настолько, что седые корни отросли уже на пару сантиметров. Вместо красивых причесок мама носила аккуратный хвостик, а красилась только по праздникам.
– До отпуска осталось две недели, – простонала она, снимая пальто. – Я выключу телефон и буду спать как мертвая дня два.
Сравнение вызвало мороз по коже. Даша заперла дверь и побрела в кухню.
– Не говори так, мам. Пойдем лучше поужинаем.
– С удовольствием. Сейчас только руки помою. У нас картошка? Пахнет невозможно вкусно. И расскажи мне, как вы сегодня написали тест по биологии.
По пути мама машинально нажала на выключатели и погасила лишний свет в комнатах и коридоре. Вместе они накрыли на стол, обсуждая школу, но едва сели ужинать, как в дверь снова позвонили.
– Опять у соседей света нет, наверное. – Даша встала и жестом остановила дернувшуюся следом маму. – Сиди и ешь. Я сама узнаю, в чем у них дело.
Она спокойно вышла в полутемный коридор. Света из кухни хватало, да и страх давно улетучился и теперь казался чем-то смешным и наивным.
Дверной звонок задребезжал снова.
– Иду! – крикнула Даша, но уже у самой двери остановилась. Отпирать сразу она почему-то передумала и посмотрела в глазок.
На обшарпанной лестничной клетке в мутном свете одинокой лампочки стояла ее мама. Такая же бледная и уставшая, как та, что сейчас ела в кухне.
Даша отпрянула от двери. Оглянулась на другой конец коридора. До слуха донесся стук вилки о тарелку.
Звонок требовательно и резко дзынькнул дважды.
– Дашунь, открывай. Я ключи дома забыла, – прозвучало с другой стороны двери.
Сердце подскочило к горлу и затрепыхалось там.
– Кого там принесло? Если сосед пьяный, не открывай. Скажи, пусть к Орловым наверх идет, – крикнула из кухни мама. – Хочешь, я сама ему скажу?
Даша услышала, как мама со скрежетом отодвигает табуретку.
Взгляд заметался между входной дверью и поворотом в кухню. Нужно было что-то ответить, но язык онемел.
В голове вспыхнула мысль: одна из «матерей» ненастоящая. Но как определить которая? И кто же тогда «вторая»?
Словно в ответ на последний вопрос до слуха донесся еще один звук.
Это был журчащий, мелодичный свист, который обычно издает свистулька. В детстве у Даши была такая – желтый пластиковый соловей, в которого можно было налить воды, чтобы звук изменился и стал переливчатым.
Этот же свист звучал музыкально, словно кто-то играл на инструменте. И шел он из Дашиной комнаты.
Не дожидаясь, когда мама придет из кухни, Даша бросилась прямо туда и заперла за собой дверь на шпингалет, а там в темноте метнулась к стулу, на спинке которого висела куртка. Трясущимися, непослушными руками она зашарила по карманам.
– Дочь, что происходит? – прозвучал взволнованный мамин голос из-за двери. – Открой и объясни, что случилось!
Она постучала. Сначала осторожно. Потом требовательнее и громче. Так, что шпингалет жалобно затрясся, напоминая о своей хлипкости.
Во входную дверь тоже отчаянно забарабанили, не прекращая звонить в звонок.
– Дашенька, кто там с тобой в квартире?! – различила она надрывный, испуганный крик мамы.
Голова пошла кругом.
А потом в левом кармане куртки ледяные пальцы сомкнулись на маленьком фигурном предмете. Свист прекратился, в отличие от стука и женских криков.
Та самая свистулька из дома ведьмы лежала на раскрытой ладони.
Даша не поверила глазам. Она попыталась восстановить в памяти момент, когда положила ее в карман, и не смогла. Как не помнила и того, что выронила игрушку или возвратила ее на место.
– Наверное, с перепугу сунула к себе, когда там чертовщина началась, – пробормотала девушка.
Теперь-то она не сомневалась в том, что шорохи и скрипы в заброшенном доме были чем-то большим, чем просто игра воображения.
Но если призрак ведьмы действительно жил там, а теперь явился за украденной вещью, то какая же из «матерей» – фальшивая?
Даша не была уверена ни в чем, а рассуждать времени не было. Поэтому она просто сунула ноги в кроссовки, накинула куртку и вылезла через окно на улицу до того, как шпингалет сорвался. Несмотря на первый этаж и относительную близость земли, она ушиблась и оцарапала щеку о растущие под окном кусты. Вспышка жгучей боли не остановила ее. Даша опрометью бросилась по ночным улочкам к окраине города самой короткой дорогой.
Страх подгонял ее. Сердце рвалось из груди. Но оглянуться она не смела. Каждый шаг ей чудилось, что она слышит хриплое дыхание позади себя, даже ощущает его затылком.
Крепко зажатая в руке свистулька нагрелась от человеческого тепла, хоть Даше и казалось, что от ужаса руки и ноги у нее холодные.
Она