– Надо уходить сейчас же, – тихо произнесла Джесс. – Пока ему не надоело с нами играть.
– Не выдумывай. Тебе все это просто кажется. – Слова Энди прозвучали фальшиво даже для его собственных ушей. – А если и не кажется… Оно ведь посмотрело на нас и ушло. Хотело бы напасть – уже напало бы. Чего ему ждать? Приглашения на чай у костра?
Джесс натянула капюшон посильнее.
– Ты не понимаешь. Таким тварям не нужна спешка. Оно не просто убивает, Энди. Оно тебя ломает. Знает, как залезть под кожу, в самую душу. Находит твою слабость и кормится ею.
Эта мысль пришла ей в голову внезапно. Такая ясная, отчетливая, будто ее вложили извне. Словно само существо, притаившееся во тьме, транслировало Джесс свое знание, наслаждаясь ее страхом. И пока она искала ту жуткую фигуру взглядом, слуха снова коснулся вкрадчивый шепот.
Энди вздрогнул. Тихие многоголосые звуки закружились в ветвях над головой, сливаясь с ночным посвистом ветра в кронах. Почти неотличимые от естественного шума леса, но пугающе осмысленные, леденящие душу. Манящие. Как призыв, который хотелось расслышать, понять, расшифровать. И каждое неразборчивое слово несло в себе парализующую, отупляющую силу.
– Ты-ы-ы… – прошелестел лес голосом, от которого кровь мгновенно похолодела в жилах; знакомым до боли, но искаженным, испорченным, как заезженная пластинка. – Ты впустил меня, Энди. Ты привел ее сюда.
Энди резко втянул воздух, задохнувшись. Отец. Образ его замерзшего истерзанного тела, который преследовал Энди годами, вспыхнул перед внутренним взором с новой невыносимой ясностью. Лес рисовал эту картину своими скрюченными пальцами. И голос отца теперь звучал иначе – не так, как Энди его помнил, а так, как он звучал здесь, в этом лесу, в последние часы жизни Джека. Обвиняюще. Безнадежно.
* * *
Беспомощность сжимала пересохшее горло Джесс. Шепот окутывал сознание липкой невидимой паутиной, сплетенной из ее собственных страхов. Он не грозил открыто – нет, он играл с Джесс, дразнил ее, выворачивал наизнанку каждую слабость, каждое потаенное сомнение, обращая их в остро заточенные иглы, вонзающиеся под кожу. «Ничтожество. Слабачка. Вся в мать», – твердил проклятый голос, множился, исходил отовсюду и из ниоткуда. Джесс молча сидела, опустив взгляд, сжав кулаки и впившись ногтями в ладони до боли, неспособной заглушить настоящую боль.
Все было без толку. Джесс уже видела его – неотвратимый финал пути. Видела, как их с Энди поглотят древние тени, которые с каждой минутой становились густыми, злыми, почти осязаемыми. Джесс хотела встать, взять горящую ветку и попытаться сжечь этот зимний лес. Но тут поднялся Энди. А потом повернулся и шагнул прочь от спасительного круга костра.
Тени дрогнули от хищного удовольствия. Энди двигался плавно и неестественно, будто марионетка на черных нитях тьмы. Он уходил вглубь, оставляя Джесс одну у догорающих углей.
– Стой! – Голос сорвался, прозвучав едва слышным хрипом, словно она разучилась кричать, словно сам воздух отказывался нести ее мольбу. – Куда ты?! Энди!
Но он не обернулся. Он продолжал идти в непроглядную темноту, ведомый тем самым шепотом, что теперь звучал лишь в его голове, отрезав его от мира. И от Джесс.
Она вскочила на ноги и помчалась за Энди.
Тяжелое невидимое дыхание леса заполняло собой все пространство, и не было от него укрытия, не было спасения. Энди и Джесс очутились у входа в пещеру. Черный зев ее зиял перед ними, точно разверстая пасть чудовища.
Энди побледнел, как сама смерть, заглянувшая ему в глаза. Но в глубине его расширенных зрачков горел странный лихорадочный огонек решимости. Его лицо стало маской – маской страха, скорби и чудовищного озарения, что обрушилось на него, искривив черты. Джесс, застыв рядом, ощущала, как ледяные волны страха прокатываются по телу, сковывая конечности. Она знала: что-то необратимо изменилось. В лесу. В Энди. И в ней самой.
– Я должен, – проронил он. – Это единственный путь.
Джесс вздрогнула. Энди обращался не к ней, а к чему-то незримому, что стояло между ними, к самой тьме, что требовала ответа.
– Мы выберемся, – сказала Джесс, одновременно соглашаясь и возражая, – найдем дорогу. Мы должны уйти вместе! Слышишь? Вместе!
Голос ее дрожал, срываясь на всхлип, а виски сдавило тупой болью от предчувствия неотвратимой беды. Джесс инстинктивно шагнула к Энди, протянула руку, отчаянно пытаясь ухватиться за него, за островок прежнего мира, но он отстранился, почти отшатнулся от нее.
– Джесс… – Никогда прежде он так не произносил ее имя. – Лес… Он не отпустит нас обоих. Он требует. Требует жертвы. Одного из нас.
– Что за чушь?! – вскрикнула она. – Мы все еще можем выбраться! Вместе! Слышишь меня, Энди?
Джесс вцепилась в его предплечья, пытаясь встряхнуть его, вырвать из лап этого морока, заставить очнуться. Но его глаза смотрели мимо нее, в глубину пещеры, и она с ужасом поняла: он уже принял решение. Давно.
Энди медленно перевел на нее взгляд, и в его глазах мелькнула тень прежней нежности, смешанная с бездонной тоской. Затем, словно стряхнув с себя оцепенение, он опустил руки на плечи Джесс.
– Ты не понимаешь. Лес зовет меня, – заговорил Энди мягко, как с несмышленым ребенком. – Все, что произошло… Все это не случайность. Я такой же, как мой отец. Лес меня знает. Он ждал меня еще до того, как я ступил на эту землю.
Джесс напряглась, безотчетно готовясь к бегству, но его слова уже проникли в ее сознание, цепляясь за самые темные уголки мыслей, пробуждая давно похороненные страхи. «Как его отец…» – эхом пронеслось в ее голове, и внезапно все разрозненные фрагменты их кошмара сложились в единую ужасающую картину. Нить судьбы, тянувшаяся сквозь годы, наконец соединила точки их общего ужаса.
– Ты… ты хочешь принести себя в жертву? – прошептала Джесс. – Хочешь остаться здесь? Один? В этой… в этой… могиле?
Энди коротко кивнул. Его руки, обычно такие теплые, теперь казались ледяными, чужими.
– Уходи, Джесс. – Он требовал, а не просил. – Беги отсюда. Спасайся.
Она отчаянно вцепилась в его рукав, ногти впились в грубую ткань, но Энди с усилием разжал ее пальцы. Затем, шагнув в сторону, он уперся ладонями в спину Джесс и толкнул ее прочь. Она едва не упала, запнувшись о корни, но он больше не смотрел на нее. Энди что-то бормотал себе под нос – слова проклятия или молитвы, обращенные к тьме, жадно