В тот день он думал, что, может быть, так и должно быть? Может, ему лучше было бы остаться на зоне насовсем? Там – на воле, его не ждал никто. Здесь же он был пахан. Он был на своём месте – и был нужен всем. Странно, но этого чувства нужности он никогда не испытывал там, снаружи, когда просто проворачивал свой бизнес год за годом неизвестно зачем.
И всё равно эта цифра продолжала висеть над плечом Дамокловым мечом.
Яру было даже всё равно по большому счёту – этот или другой барак, и сколько человек признает его паханом. Он снова и снова пытался вспомнить, почему эта жажда власти не давала ему покоя на воле, пока не добрался, наконец, до самого начала – до девчонки, мёрзнущей у него на даче под ледяной водой. Если бы не этот чёртов душ, Яр никогда бы не пошёл этим путём. А каким бы пошёл? Ответа Яр не знал. Может быть, оказался бы в болоте сам давным-давно. Или сел. Или – чем чёрт не шутит – завязал.
С течением времени Яра всё меньше удивляла мысль, что столько места в его жизни может занимать один-единственный человек. Он понимал, что где-то в глубине души смирился с Янкой уже давно – смирился как с диагнозом, как с участью, которой не избежать.
Вот только его жизнь уже подходила к концу. «Что там осталось? – думал он, – лет двадцать, из которых десять предстоит проторчать в тюрьме». А Яна ещё не видела ничего. И если бы Яр без неё, скорее всего, оказался бы где-нибудь в канаве, то Яна без этой встречи, ставшей для обоих роковой, могла бы быть сейчас успешным юристом где-нибудь в Англии… И всё бы у неё было хорошо.
Яна забуксовала, когда оказалась рядом с ним. Яр не был настолько наивен, чтобы считать это исключительно своей виной. Яна принадлежала к тому поколению, которое не стало бы шевелить рукой, если бы от этого не зависела их жизнь. Имея всё, Яна не хотела добиваться ничего, и счастье, что она не подсела на наркоту всерьёз.
Сейчас, когда она осталась по-настоящему одна, жизнь только-только началась для неё всерьёз. И может быть, правильно, что она не пришла. Не было ей смысла ещё десять лет тратить на человека, который никогда не сможет быть с ней.
Яр старался убедить себя в этом изо всех сил, но апатия всё равно накрывала с головой.
А потом наступил конец декабря. Опасно приблизился новый год. И пришла посылка, которую никак не хотели отдавать – вроде бы было там что-то, что пересылать запрещено.
Посылка была вторая из тех, что пришли ему за месяцы, проведённые в тюрьме. Первую отдали легко. Там лежали куртка, которую толком было не надеть, и два свитера, которые пришлись как нельзя более кстати с наступлением первых холодов. Подписи не было, как и письма. Оставалось гадать. Могла, в принципе, прислать Мира – всё же женщина она была заботливая. Хотя у Миры, наверное, теперь была другая жизнь.
Яр задумался тогда, что стало бы с его браком, если бы он сам в последние месяцы не плюнул на всё? Мира была из тех, кто мог бы дождаться… Наверное. Вот только он и сам не захотел бы, чтобы она его ждала. Может, она была и не так молода, как Яна, но всё-таки молода. Четыре встречи с уголовником в год для неё рано или поздно стали бы мукой, а ему не прибавили бы ничего.
Был ещё другой вариант, хотя он уже граничил с безумием, с подступающей паранойей.
Яру невыносимо хотелось поверить, что куртку прислала Яна, потому что для них этот пуховик – или, вернее, такой же точно, который Яр некогда носил – значил кое-что, понятное только им двоим. Вот только что мог означать такой подарок – подарок, напоминающий об их последнем дне вдвоём – Яр не знал.
Здесь, в тюрьме, у него было достаточно времени, чтобы гадать. Иногда он даже завидовал мужикам, которые хоть немного могли занять свой пустой день. Ему работать было не к лицу, и оставалось только думать и изнывать от тоски.
Когда Яна не пришла на встречу, смутные подозрения развеялись, и Яр снова остался ни с чем.
А потом пришла эта, вторая коробка, в два раза больше первой. «Какой дурак мог послать ему запрещённые товары?» – задавая себе этот вопрос, Яр не мог сдержать улыбки, потому что на сей раз был почти уверен – такая дурочка только одна. Мира не сотворила бы что-то настолько глупое, а Тук всё, что ему нужно, мог передать и так – впрочем, кроме телефона, он ничего ему лично не передавал.
Открыв при первом обыске коробку, Яр какое-то время тупо смотрел на то, что находилось внутри: в том, что передачка пришла от Яны, сомнений на сей раз не было никаких. Только она могла додуматься отправить в посылке французский коньяк – и только она вообще знала про этот коньяк. Яр обычно пил то, что дают, если не считать зимних вечеров у себя на Таганке, когда они с Яной были вдвоём.
Именно теперь получить эту бутылку стало делом принципа. Бухло к тому времени ввозили на зону партиями, к празднику готовились все, и Яр в том числе. Были там и водка, и самогон, коньяк – может, не такой хороший, но был. Яр хотел именно этот и никакой другой.
Менту пришлось предложить тройную цену и ящик водки, которая перед праздником тоже была в цене. В конце концов бутылка оказалась у Яра в руках.
В тот вечер он ничего больше не пил и сам не делился ни с кем – только порыкивал со своей шконки на зарвавшийся народ, когда те переходили грань, и продолжал в одиночку цедить терпкое пойло из горла.
Что-то оно ему напоминало, вот только Ярик толком не мог понять, что – он не скучал по той квартире и не скучал по самому коньяку. Вот только, закрыв глаза, волей-неволей представлял себе, как сидит в кресле у камина, а Яна сидит на полу у его ног.
Яна любила класть голову ему на бедро и поглаживать легонько по колену, как если бы гладил огромного пса. А иногда тёрлась о него щекой. Закрывала глаза и прислонялась к бедру Яра лбом.
Яр изучил её всю в