– Что ты собирался там делать? – спросил Моянг.
– Научную работу.
– Какого типа?
– Археология. Раскопки, понимаешь?
– Хм… – сказал Моянг, уставившись на Бертина с искренним недоумением.
Он не хотел оставлять парня умирать на тропе, но заполучить какого-то чокнутого ученого, который будет вмешиваться в его, Моянга, затею на этой стадии, было самое неудобное, что могло случиться.
Он продолжил расспросы:
– Почему же ты тогда летал? Нельзя же копать с воздуха.
– Раскопки должны начаться позже. Это была предварительная разведка, прежде чем ступить на землю, чтобы убедиться, что там нет враждебных людей или объектов, которые прячутся в развалинах.
Вода смягчила обезвоженные голосовые связки Бертина, так что слова начали выходить быстрее и яснее с каждой фразой.
– И что, были? – спросил Моянг.
– Не было. Ну, или я не увидел.
– А где твоя база?
Бертин начал подниматься на ноги, разгибая сустав за суставом. Когда Моянг подхватил здоровяка за локоть, Бертин ответил на последний вопрос:
– Хадаль.
– О! Ты дружишь с фши?
Бертин выразительно пожал плечами, при этом его руки, плечи и брови поднялись одновременно.
– Настолько, насколько можно подружиться с другим видом. Я направлялся обратно в Хадаль, когда потерпел крушение. И множество благодарностей вам за то, что спасли мою жизнь. Если я могу быть чем-нибудь полезен…
– Думаю, что можешь, – сказал Моянг.
– А?
– Да. Проведи нас в Хадаль. В смысле, представь нас вождю с хорошей рекомендацией.
– Очень хорошо. Не будет ли нескромным спросить, что вы ищете?
Говоря это, Бертин подобрал свой вещмешок. Вся партия двинулась за ним по тропе, но медленно, поскольку Бертин скорее ковылял, чем шел.
Моянг покосился на спасенного:
– Ты узнаешь.
– По крайней мере, скажите мне, кто вы. Мне же надо как-то к вам обращаться, кроме как «Эй, ты!».
– Да пожалуйста. Я Али Моянг, а это мои партнеры, Ма Шуан-ди и Сайлас Петерсон. – После того как Бертин кивнул, подтверждая, что понял, Моянг продолжил: – У тебя что, нет ружья?
– Есть, но я его забыл.
– Забыл?
– Да, стыдно признаться. Я был так возбужден, что в первый раз увижу Жоваким, что забыл погрузить его в мою машину.
Петерсон хмыкнул и сказал:
– Болван.
Бертин продолжил, оправдываясь:
– В любом случае, я не ожидал, что разобьюсь. Это был цестни.
Он использовал местное название одного из небольших, но очень яростных вихрей, похожих на миниатюрное торнадо, которые порождались климатическими условиями планеты. Тут он цепко оглядел плотную, хорошо сбитую фигуру Моянга, плоское желто-коричневое лицо, жесткие прямые черные волосы.
– Малаец или индонезиец? – спросил он.
Моянг только кивнул, хотя и был настроен к Бертину дружелюбно. Тот факт, что он спас этому человеку жизнь, создал некоторую связь между ними. И хотя парень выглядел довольно придурковато, как все эти мозговитые личности, его наивные манеры были достаточно приятны.
Однако опыт научил Али Моянга не открываться незнакомцам больше, чем необходимо. Моянг только надеялся, что, когда профессор узнает о его намерениях, он не будет чинить препятствий.
Длинный ктеремианский день уже перевалил за середину, когда Моянг набрел на павшего Бертина. Когда после еще пары медленных километров Ма указал на хорошее место для стоянки, Моянг не возражал против привала.
Моянг принял пакет у одного из ктеремианцев, открыл его и извлек когановскую палатку. В сложенном виде она была не больше книги, но разворачивалась в конструкцию достаточно большую, чтобы вместить всех четырех землян. Он выкрутил управление прозрачностью на полную, так что палатка стала не более чем пленкой, дрожащей между растяжками. Из другого чехла он вынул карманный кондиционер воздуха с атомным питанием, который прикрепил к петле, свисающей с шеста. Когда машинка начала гудеть, палатку наполнила восхитительная прохлада.
Пока ктеремианские помощники готовили и раздавали еду, Бертин сказал:
– Я не могу внести свой вклад, потому что я съел весь мой неприкосновенный запас, хотя, если подумать, кое-что…
Здоровяк порылся в вещмешке и вынул узорчатую полулитровую бутылку.
– Бренди, боже правый! – выкрикнул Петерсон. – Как удачно, что мы вас нашли, мистер Бертин.
Бертин передал бутылку по кругу.
Когда пришла его очередь, Моянг подозрительно осмотрел бутылку с коньяком. Выпивка никогда не числилась среди его грехов. Но сейчас, устав, он был готов приложиться по случаю. У каждого было что праздновать: Бертин пил за то, что спасли его жизнь; охотники за сокровищами – за то, что нашли человека, который может привести их в деревню малоизученных людей племени фши. Моянг выпил.
Когда языки развязались, началась дискуссия, обычная для посиделок у костра, о том, какой транспорт лучше всего для исследования поверхности Ктерема. Бертин был энтузиастом полетов. Петерсон возражал, что цестни делают полеты слишком опасными, и говорил, что логичный выбор – это мулы. Моянг жаловался, что мулы не могут питаться местной растительностью, а если попробуют, болеют и умирают, поэтому фураж занимает такую значительную часть их поклажи, что не остается места для полезной нагрузки. Следовательно, лучший способ передвижения на своих двоих, хотя это медленно и утомительно. Ма предложил приручать и скрещивать подходящие местные виды…
Когда бренди закончился, Моянг откинулся с блаженным выражением на обычно бесстрастном лице. Ему было настолько хорошо, что когда Бертин снова спросил его, что они ищут, он лениво ответил:
– О, я думаю, рано или поздно ты узнал бы. Мы ищем сокровище Жовакима.
– Но… – начал Бертин резко, потом замолчал, жуя кончики усов.
– Да? – сказал Моянг.
– Что это за сокровище?
– Как мне рассказывал старый Менделиус перед смертью, там около миллиона листов золота, покрытых письменами о древнем королевстве Жовак, лежат дожидаются, кто их заберет. Что тебе об этом известно?
Бертин кивнул:
– Я тоже говорил с Менделиусом, и я видел один из таких листов в хижине вождя в Хадале.
– Люди фши туда ходят?
– Нет, они боятся.
– Какие-то племенные предрассудки?
– Да. Но Менделиус достал один лист и оставил его, потому что он был слишком стар, чтобы нести лишний вес.
– Они тяжелые? – спросил Моянг.
– На удивление. Что вы планируете сделать с этими листами?
– Переплавить их в слитки.
Бертин побледнел под краснотой и сказал напряженным голосом:
– Есть закон относительно древностей.
– О, этот. Когда масса золота переплавлена, невозможно сказать, чем это было первоначально, а слишком пронырливым чиновникам можно отстегнуть.
– Эти листы имеют огромную научную ценность, и вы их переплавите ради какого-то жалкого золота?
– Что значит «жалкого»? Это все еще деньги на этой планете.
– Вы же на Землю это не