– Вы нас всех не убьете, – сказал он. Трудно интерпретировать кошачье выражение лица, но похоже было на легкую усмешку.
– Почему нет?
– С кем же вы тогда будете воевать?
– Вы хотите сказать, что нам нравится воевать с вами?
– Конечно. Мы вас всех тоже не убьем по этой причине. Что за жизнь, если в ней нет врага?
– Нет, мы это не так понимаем. Если нам надо поссориться с кем-то, мы можем это сделать между собой. Мы хотим, чтобы вы отпустили нашу женщину и никогда больше нам не досаждали.
Вождь поскреб мех на голове:
– Ты просишь, чтобы мы умерли от скуки. Мы можем точно так же убить тебя и женщину сейчас, а потом разгромить твою армию.
Я потихоньку перемещался в сторону от моечной, как будто не имея никакой определенной цели, но постепенно приближаясь к тому месту, где я вошел в лагерь. Адриана не отставала.
– Возможно, – сказал вождь, – мы бы могли договориться о серии поединков вместо этих рейдов.
– Что ты имеешь в виду?
– Время от времени каждая сторона выбирала бы одинаковое число лучших бойцов. Они бы могли рубиться друг с другом, пока мы бы все на них смотрели.
Я имел дело с психологией средневекового рыцаря или первобытного воина, для которого битва представляла ценность сама по себе. Нужно быть очень осторожным…
К вождю подбежал кимбрианец и что-то почирикал ему. Тот обернулся ко мне:
– Так! Нет никакой земной армии! Это все твои проделки!
Он скомандовал другим, и они наставили на нас ружья и передернули затворы.
Позади раздался какой-то звук, похожий на кашель большого зверя; затем грохот, свист и чирикающий хор кимбрианцев, которые подались к моечной.
Мы с Адрианой повернулись и увидели, что моечный домик взлетел на воздух, рассыпавшись на отдельные бревна. Горячий источник взорвался.
Кимбрианцы побежали к гейзеру, который поднялся выше тридцати метров. Они умерили свой пыл и повалили обратно, когда на головы им посыпались бревна и полилась кипящая вода. Их визги почти заглушали рев гейзера.
Я схватил Адриану за руку и потащил ее через баррикаду. Мы бежали. Я подобрал мушкеты, вручил один Адриане, забросил за спину другой, подхватил копье и побежал дальше.
Некоторые кимбрианцы увидели нас. Раздался треск мушкетных выстрелов, пули срезали веточки вокруг нас. Мы побежали быстрее, спотыкаясь о корни. Я повел Адриану кругом, по направлению к лугу, и открыл ворота в заборе.
Гейзер отвлекал кимбрианцев от организации срочной погони. К тому времени, когда они высыпали из своей деревни во всех направлениях, я отвязал двух лошадей. Я вручил поводья Адриане и велел крепко их держать.
Она приняла их с осторожностью. Лошади были так же напуганы, как и она, вращали глазами и пытались вырваться.
– Месье, пожалуйста! – взвыла она. – Я не могу их удержать.
Лошади волокли ее за собой по траве.
Я отрубал все остальные поводья. Когда я закончил, послышалось гиканье кимбрианцев. Я принял поводья у Адрианы, намотал их на руку и прижал руки к груди.
– Поставь ногу сюда и залезай, – скомандовал я.
Когда у нее получилось, я сказал:
– Держись за гриву, сжимая круп лошади ногами, пригибайся, если увидишь, что впереди ветка, и смотри не упади!
– Постараюсь. Я, знаешь, раньше никогда этого не делала.
Я запрыгнул на другую лошадь (они обе были не оседланы). Освободившиеся лошади крутились рядом. Моя норовистая лошадка успокоилась, почувствовав мой вес. Я не знал, как кимбрианцы правят, но шлепками и подергиваньем поводьев я заставил животное повернуться к остальным и пинком отправил ее прямо на них. Затем я начал колотить лошадей древком копья, пока они все не вылетели из ворот.
Наши с Адрианой лошади последовали за ними. Я потерял в толчее копье, но рук мне и так не хватало, и я мог только жалеть, что не был рожден вирунианцем, у которых их четыре.
Лошади неслись через лагерь кимбрианцев, те рассыпались и сделали несколько выстрелов. Лошади помчались быстрее, растворяясь в сумраке леса. Некоторые, споткнувшись, падали, но поднимались снова.
Вскоре лагерь было уже не видно и не слышно. Лошади разбежались и замедлились. Некоторые остановились, чтобы пощипать траву. Адриана едва виднелась вдалеке.
Когда я наконец ее догнал, я подобрал ее поводья и повел ее лошадь, направляя свою прочь от лагеря. Когда мы оказались в безопасности, она спросила:
– Что вы сделали с источником, месье?
– Когда я был мальчишкой, мой отец возил меня в Йеллоустонский парк. Они предупреждали нас не бросать мыло в гейзеры, потому что это заставляет их взрываться не по расписанию.
– Как же вы великолепны! – сказала она.
– О, Адриана! Мне просто повезло.
* * *
Завидев человеческое жилье, лошади стали упираться, и нам пришлось спешиться и вести их в поводу в Либертэ. Пассивисты буйно радовались нам, все, кроме Луи Мотты. Он подпрыгивал на табуретке и взывал к своим людям:
– Идиоты! Знаете ли вы, что сделал этот убийца? Он привел всю толпу чужеземцев к нам. Они будут жечь; они будут убивать; они полностью нас уничтожат! И вы его славите!
– А чего ты от нас ожидаешь? – спросил один пассивист.
– Арестуйте его и Херц и держите их, чтобы отдать кимбрианцам, когда они появятся. Это наша единственная надежда.
Толпа выглядела пораженной и нерешительной.
– Да неужели? – Я скинул ружье со спины. – Готовься, Адриана. Первый, кто к нам прикоснется…
– Нет-нет. Ты сгони этого несчастного с его табурета, а я управлюсь с толпой.
– Слезай, трус! – сказал я, толкая Мотту так, что он свалился.
Адриана запрыгнула на его место и начала выступление. (Если у этой великолепной женщины и был недостаток, то общий для всех женщин, а особенно для говорящих по-французски: когда они возбуждены, они визжат.) Она вопила как один из тех кровожадных персонажей Французской революции:
– Вы думаете, что сможете иметь дело с этими существами? Что они заберут пару человеческих душ и уйдут? Они явятся не за нами. Они хотят войны, сражаться, проливать кровь. В этом их наслаждение, их спорт, их идеал.
Мотта закричал:
– Это милитаристская пропаганда, от которой мы бежали с Земли! Психология доказала, что боевых инстинктов не существует!
– Вы мне не верите? – продолжала Адриана. – Спросите Жюля Эгли, были ли такие люди на Земле; он знает земную историю. У вас есть выбор, и он не в том, выдать нас или сохранить, а в том, чтобы сражаться или быть убитым… Мотта не годится для того, чтобы