И я рассказала дальше. До самого момента, когда упала в Бездну.
Эйла покачала головой.
— Теперь понятно, отчего твоя тьма столь озлоблена. Ты сама сделала ее такой. Но это значит, что ты можешь ее сделать и другой. Это хорошо. Ты, может, и не изменила судьбу, но изменилась сама. А это многого стоит.
Она отодвинула опустевшую корзинку, собрала связанные пучки трав.
— Что же ты хочешь делать дальше?
Я задумчиво смотрела, как она идет к стене раскладывать вязанки.
— Узнать, заполучила ли Сель стаю.
— А когда узнаешь? — спросила Эйла.
— Я пойду в свой храм. Буду на коленях просить прощения и…
— Значит, хочешь вернуться в мир? — перебила она.
Я кивнула и тут же спросила:
— А разве ты никогда не хотела вернуться? Узнать, что случилось с твоим женихом? Попробовать что-то изменить?
Эйла замерла у стены. Травы выпали из ее рук.
— Даже если бы я очень хотела… это невозможно.
Она медленно провела пальцами по запястьям.
— Эти браслеты создали самые сильные колдуны нашего селения. Снять их невозможно.
— Великие колдуны? — я скривилась. — Не думаю, что в каком-то далеком селении могли быть настолько сильные энергии.
Эйла оглянулась.
— В нашем селении древняя кровь взявшая свои истоки прямо из самой природы и магии. Только древняя сила способна разрушить это колдовство. Но не переживай за меня, я смирилась со своей судьбой. Я знала риски, на которые иду.
В ее голосе не было ни злости, или обиды, а какая-то обреченность.
— Знала и смирилась? — нахмурилась я. — Мне тоже говорили, что выхода нет. Я уже дважды должна была умереть. Но жива. Значит, шансы всегда есть.
Эйла медленно повернулась ко мне и мягко улыбнулась.
— К сожалению, у меня рядом нет мага жизни или великого Райша, способного что-то изменить… Когда я сюда попала, думала, умру от тоски и сердечной боли. Я призывала смерть, не в силах терпеть их... Но эти браслеты… они не позволяют мне ничего с собой сделать. Это плата за мое своеволие: мучиться и продолжать жить.
— А если я все-таки найду способ разрушить твои оковы? Что ты сделаешь? — спросила я, внимательно глядя на нее.
У девушки широко распахнулись глаза. Она подошла ближе и присела рядом.
— Если бы оковы спали, я пошла бы по следу того, кто ждал меня в ту ночь, — она тяжело вздохнула.
Я видела, как у нее задрожали тонкие пальцы, она судорожно сжала их в кулачки.
— Это очень страшно... — прошептала она. — Я хочу, но в то же время боюсь вернуться и узнать правду. А если он погиб? Если его уже нет? Вдруг все давно кончено?
В ее глазах блеснули слезы, но она быстро отвела взгляд.
— Свобода страшна. Когда слишком долго живешь в плену, начинаешь бояться того, что ждет за его пределами. Но потом я думаю, что лучше уж правда... любая... чем жизнь в бесконечно затянувшемся ожидании.
— И если его действительно уже нет, — напряженно спросила я, — ты сможешь пережить эту боль?
Она подняла на меня глаза, и я отчетливо увидела в них полыхающую ярость.
— О, да! Я переживу. Но тогда я вернусь в свое селение и убью каждого, кто был причастен.
Я с удивлением смотрела на хрупкую девушку.
— А как же тьма внутри каждого из нас? Разве это не ожесточит ее?
В глазах Эйлы вспыхнул мрак, какого я не видела даже у темных жриц. И на миг у меня возник вопрос: что за она за целительница такая? Я никогда не видал подобного ни у одного мага или ведьмы.
— Моя тьма давно стала жестокой, — тихо и жестко перебила девушка мои мысли. — Она лишь ждет своего момента. Мое смирение только злит ее. Но если оковы падут… и я не найду того, кому принадлежит мое сердце… значит, я дам волю своей тьме.
У Эйлы дрогнули уголки губ.
— И каждый, кто окажется на ее пути, пожалеет об этом.
Глава 2
Я проснулась на рассвете.
Шкура, прикрывающая вход в пещеру, слегка покачивалась, мягко потрескивали угасающие угольки костра.
Эйла спала у стены, укрытая шерстяным покрывалом. Вероятно, его принесли ей сельчане за какие-то травы или снадобья. Под ней лежала теплая шкура. Я лежала на точно такой же, и, буду честной, шкура была мягкой и очень теплой, а вот покрывало — хоть и тоже теплое, но колючее и пахнущее козами.
Будить Эйлу мне не хотелось. Она полночи просидела надо мной: давая то варево, то похлебку. И ближе к полуночи я почувствовала, как мягко начинает расправляться моя сила, намекая, что дар во мне все же остался. Да и физически я ощущала себя значительно лучше. А проснувшись поутру, поняла, что совершенно здорова.
Я сидела, прислушиваясь к себе. Из какого бы дальнего селения ни была Эйла, целительницей она оказалась хорошей. След от стрелы почти затянулся, оставив лишь небольшой рубец, а боли не было вовсе. Где-то глубоко во мне медленно разгоралась магия. Но ей еще нужно было время, чтобы восстановиться: слишком мощный импульс я выплеснула в Кая и Николаса.
Кай… Сердце на пару секунд замерло и тут же болезненно ударило в ребра.
Нет, я не могу оставаться здесь. Я должна узнать, что с Каем и остальными. Смогла ли Сель заполучить стаю? Судя по тому, что я видела в нашу последнюю встречу, ведьма она сильная — к тому же темная.
Мне нужно вставать и идти.
В это время раздался громкий зевок и следом:
— Сегодня ты выглядишь намного лучше.
Я повернулась.
Эйла, потягиваясь, поднялась. Поправила на себе домотканое платье и снова зевнула, бросила взгляд на тлеющие угольки. Затем встала, взяла у стены охапку хвороста и подкинула в костер.
— Сейчас похлебку разогреем… — пробормотала она.
Я смотрела за тем, как она шустро ставит над разгорающимся огоньком треногу и водружает на нее котелок.
— Эйла, а далеко отсюда город золотых драконов?
Девушка осторожно пошевелила толстой палкой хворост и, не поворачиваясь ко мне, бросила:
— Если решила навестить золотых, то