— Ну неужели вы считаете, что я не права?
— Правы, — сказала няня и сделала шаг назад, вытащила из корзины детские вещи, которые надо было перестирать, повесила их на локоть. — И он тоже прав. Ну вот и все, это большая всеобщая правда.
Лариса Анатольевна ушла из комнаты, а я осталась сидеть и баюкать Матвея. Через полчаса уложила сына в кроватку и медленно вышла из спальни.
Аня тихо вернулась с прогулки. Тимур выглянул встретить её и, подмигнув, предложил за попкорном посмотреть новинку, дочка согласилась.
Весь вечер я была не в своей тарелке.
Чувствовалось как будто бы что-то важное я уже потеряла. И если хотя бы на секунду представить, что ситуация с моей стороны была не такой однозначной, то тогда выходило, что просто два дурака, которые не могут найти общий язык…
Так что тогда их двадцать лет держало вместе?
Непонятно.
Ну и опять-таки Руслан, конечно, себе много чего лишнего позволил, особенно в больнице, когда рычал на меня о том, что избалованная я, а кто баловал-то? Как будто дядька какой-то! Сам и баловал! Когда первые деньги стали появляться такие значительные, уже, я все экономить ещё по привычке пыталась, а он так лихо расправлял плечи и говорил:
— Полька не отказывай себе ни в чем.
Помнила, как первый раз повёз меня в Москву. Это уже было после рождения Тимура. И ладно бы он просто меня повёз в Москву. Нет, он завёл меня в цум. Сам баловал.
Что претензии-то потом высказывает.
Я тяжело вздохнула и всю ночь провела, как будто бы качаясь на эмоциональных качелях то лучше, то хуже, то лучше, то хуже.
А под утро вообще совесть настолько загрызла, что я, проводив детей на учёбу, заглянула в спальню к Матвею с Ларисой Анатольевной тихо произнесла:
— Мне надо кое-куда съездить.
— Конечно, конечно, Полин, вы за нас не переживайте, у нас все тут схвачено.
Я кивнула, быстро собралась, вышла, вызвала такси. А через полчаса стояла на пороге квартиры моей свекрови.
Глава 44.
— Проходи, проходи, Полин, — сказал свёкор, пропуская меня в квартиру. Со стороны кухни донёсся приглушённый голос матери, и у меня по телу пробежала дрожь.
Я не знала, зачем приехала, не знала, что хотела спросить у неё и вообще, о чем говорить.
Когда свекровь появилась в поле моего зрения, то на её лице застыла маска непонимания.
Я пожала плечами.
— А вы просто столько времени ко мне приезжали без звонка и жаловались, что я не открываю дверь, что я решила сама проверить, а действительно ли это так? Или глупое стечение обстоятельств.
— И что же? — Спросила свекровь, глядя мне в глаза.
— Глупое стечение обстоятельств, — честно призналась я, и свёкр, охнув, сделал несколько шагов назад.
— Ну, девочки, я так понимаю, я здесь лишний?
Свекровь бросила на него короткий беглый взгляд и кивнула, а я переступила с ноги на ногу, не зная, как себя правильно вести.
— Разувайся, чего стоишь, как неродная, — сказала мать Руслана и вздохнула. — Чай будешь с пирожками?
Я хотела качнуть головой, но она, не дослушав и даже не посмотрев на меня, взмахнула рукой и бросила:
— Будешь, конечно. Тощая, как сама смерть, но все туда же.
Находиться в родительской квартире после полугода отсутствия было некомфортно. Заметила вот, например, столешницу поменяли на кухне. А ещё декабрист у свекрови на подоконнике завял.
—Зачем приехала?
— Не знаю, — честно сказала я и пожала плечами, обняла пальцами горячую кружку с чаем, в который свекровь клала слишком много малинового листа. Из-за этого заварка выглядела ненасыщенной, а такой больше зелёной.
— Ну вот и я не знаю, зачем я приезжала. Образумить тебя, сказать, что Руслан не такой, что все не так. что все на самом деле не так плохо, что мальчик мой не мог так поступить. Может, приезжала посмотреть на то, как за несколько месяцев изменился Матвей, на руки его взять. А может быть, да черт его знает, Полин. Семья ведь это такая вещь, которую не выбирают, и родственники их тоже не выбирают, и как бы здесь глупо не звучало, но невестку тоже не выбирают.
Я вздохнула.
— Я думала, я никому не нужна. Он ушёл, и все отвернулись.
— Ну, ты отчасти права. Он ушёл, и все отвернулись, потому что не понимали. Ладно, хорошо, можно понять, что такой вот он плохой. Ну вот чисто как абсурд, можно понять, такой он плохой — изменил. Но тебя понять невозможно было, одна с тремя детьми. Ты ведь даже не пыталась затянуть процесс, не пыталась договориться, ты же, как маленький паровоз, двигала вперёд, и тебе было абсолютно наплевать, что вокруг происходит. А я была несколько раз свидетельницей того, как он пытался тебе звонить. И в отличие от тебя, он хотя бы разговаривал, он пришёл и объяснил, что все не так.
— К вам у него хватило сил дойти и объяснить, а меня он бросил на три месяца с детьми.
— Знаешь, здесь какая ситуация? — Свекровь вздохнула, поставила тарелку с пирожками в центр стола и пододвинула её ко мне, я стянула аккуратно крайний и разорвала его, проверяя, какая начинка — вишня.
Скуксилась.
Нахмурила нос.
Свекровь перегнулась через стол, выхватила у меня бедный пирожок, положила к себе на тарелку и развернула другим краем большое блюдо.
— Здесь, вот здесь, с повидлом, — произнесла она раздражённо. А потом села и продолжила. — Он ко мне приехал и все сказал, он со мной поговорил, потому что я слушать была готова, а когда он звонил тебе в моём присутствии и говорил одумайся, нам надо время, не надо торопиться, Полин, все не так… Ты бросала трубки. Легко говорить с тем, кто готов тебя слушать, но абсолютно тяжело разговаривать с человеком, который себе ваты в уши напихал.
Свекровь тяжело вздохнула и аригубила чай, а я стянула второй пирожок, надорвала его, проверяя действительно ли с повидлом.
Укусила, запила обжигающим чаем, таким, что аж губам было неприятно.
— А кольцо вы решили забрать…
— Ну, тут, извини, кольцо решила забрать, потому что невестка у меня упёртая, как баран, и смысл его тебе оставлять. Я вот уже действительно думаю, может быть, хоть что-то тебя отрезвит, хоть что-то заставит тебя взглянуть на ситуацию иначе. Ну видимо, взглянула.
Последнее прозвучало слишком самодовольно, и я отвела глаза.
— И никому не было три месяца дела до моих детей. — Произнесла я и снова потянулась за чашкой, свекровь вздохнула.
— А ты с этими детьми давала общаться?
— Вы могли всегда позвонить…
— Для чего? Для того, чтобы ты бросала трубки? Или, может быть, для того, чтобы Аня бросала трубки?
— Я с Русланом вчера говорила, сегодня с вами, и вот как-то так выходит, что во всей этой ситуации виновата одна я.
— Нет, Полин, ты не виновата в этой ситуации, и он не виноват в этой ситуации. Виноваты мы, которые дали вам пожениться в восемнадцать лет. Когда по факту, вместо того чтобы взрослеть, вы, как два ребёнка, пошли в загс, расписались, обвенчались, родили ребёнка и ни черта не понимали, что делать дальше. Ни ты, ни он не виноват, виноваты родители. Потому что надо было не давать вам пожениться, чтобы каждый взрослел по отдельности. А вы как были двумя подростками, которые в шестнадцать лет решили, что будут вместе, так и остались. Передо мной сейчас сидит не мать троих детей. И когда я разговариваю со своим сыном, он явно на отца троих детей тоже не тянет. Передо мной по-прежнему два подростка, которые обиделись, сложили руки на груди, надули щеки, развернулись друг к другу спинами. И теперь не знают, как помириться. А помириться надо, потому что голова через двадцать лет начинает немножко варить, трое детей, обратно не запихаешь, да? Так вот, Полин. Никто не виноват в этой ситуации, за исключением родителей, которые решили дать детям жить самостоятельно только что-то и мне, и твоей матери ваша самостоятельность всегда выходила боком.
Я прикусила губы, было неприятно такое выслушивать, и я понимала, к чему сейчас вела свекровь, к тому, что, когда появилась Анютка, все было паскудно, тяжело. Все было не очень правильно. И мы же не с самого начала родили ребёнка, мы жили какое-то время вдвоём, мы понимали, мы оценивали все это, но так как-то вышло, что все равно всегда находились под крылом у родителей, что я, что Руслан.