— Вот оно что! — в глазах Даниеляна вспыхнул недобрый огонек. — И что же он в конце концов получил? Деньги или любовь?
Сона посмотрела прямо ему в глаза и прошептала:
— Кто вас только придумал? И когда это вы успели так разжиреть?.. Кто вложил в ваши руки сажу, которой вы теперь мараете наши лица?.. — ее подбородок задрожал, в глазах показались слезы.
— Успокойтесь, — Даниелян сразу стал серьезен. — Не надо…
От порыва ветра с треском распахнулась дверь. Во дворе Вардуш взяла с кузова грузовика ящик с пивом, тяжело потащила его к крану, положила под воду, бодро побежала назад. Даниелян прикрыл дверь и подошел к Сона, дотронулся до ее плеча.
— Успокойтесь…
— Как? Как мне успокоиться?! — голос ее сорвался. — Третий месяц водите меня за нос! — Сона поднесла платок к глазам, не сумев взять себя в руки, зарыдала: — Разве я виновата, что нет у меня мужа? Выходит, со мной всякий может любовь крутить?
Даниелян налил в стакан минеральной воды, протянул Сона:
— Успокойтесь.
Сона оттолкнула его руку:
— Я устала, устала от всего!..
— Нельзя так распускать нервы, — сказал Даниелян. — Тебе детей растить надо.
— Надо… — Сона вытерла слезы. Закурила, другим тоном сказала: — Поговорим о деле.
— Поговорим, — ответил Даниелян, чуть помолчав. — Твоей матери около семидесяти.
— Да.
— Не сегодня завтра есть шанс потерять ее квартиру.
— Возможно.
— Та-а-ак, — протянул Даниелян. — Значит, в случае… — он запнулся, — в этом случае квартира достанется государству.
— Скажем, так.
— Не скажем, а именно так и обстоит дело.
— Ну и что?
— А то, что твои расчеты совершенно понятны. У тебя две дочери и сын. Со временем выдашь дочек замуж, а потом женишь сына и опять разменяешь квартиру. Двухкомнатную отдашь сыну, а себе оставишь однокомнатную. Верно? Уже сегодня ты думаешь об их будущем…
— У детей нет отца, кому же думать о них, как не мне? — прервала его Сона.
Кивнув, Даниелян продолжал:
— Производя обмен, вы фактически не хотите терять однокомнатную квартиру.
— А вы бы сами не обменяли в такой ситуации?
— Обменял бы.
— Так о чем речь?
— Мы можем не разрешить этот обмен. Тому есть причины.
— Но ведь можете и разрешить, верно?
— Можем, — улыбнулся Даниелян. — И тогда мы с тобой станем друзьями. Поверь, так будет лучше.
— А если я не хочу становиться вашим… другом?
— Никто не может заставить меня разрешить этот обмен, — в голосе Даниеляна промелькнула официальная нотка.
— А кто может заставить меня стать вашей любовницей? — вспыхнула Сона.
— Никто. Ты не спеши, обдумай все хорошенько… Знаешь, как трудно бывает после одного отказа снова дать делу ход?
— Скольким вы давали этот совет?
— Ну, это уже слишком! Я не давал вам права оскорблять меня! — неожиданно рассердился Даниелян.
— А я вам разве давала такое право?
Вардуш принесла кофе. Когда она открыла дверь, в комнатку донеслись звуки музыки из общего зала. На подносе, рядом с кофе, красовалась бутылка дорогого коньяка. Наклонившись к Даниеляну, Вардуш что-то прошептала ему на ухо.
— Убери! — прошипел он.
Вардуш уже поставила на стол чашки с кофе и теперь, не зная, что делать, с бутылкой в руках выжидательно смотрела на Даниеляна.
— Скажи — неохота ему. Иди!
Вардуш вышла. Когда дверь за ней закрылась, Сона вдруг захохотала. Все повторяла сквозь смех: «Неохота!» — и продолжала хохотать. Даниелян грохнул кулаком по столу. Упал и разбился стакан.
— Я бы тебя как розу в саду холил, ублажал… — скрипнув зубами, сказал он.
Смех Сона сменился слезами. Закрыв руками лицо, она сотрясалась от плача и повторяла:
— Да что же это такое?..
Даниелян вышел из комнаты. Небо было усеяно звездами. Ветер с гор поигрывал листьями тополей. Подставив спину ветру, Даниелян вынул сигарету, не спеша закурил и вернулся в комнату. Сона сидела в той же позе, но уже не плакала.
— Хорошая ты девушка, — сказал Даниелян, садясь, — вот только нервы у тебя никуда не годятся.
— Пойдемте, — Сона встала.
Когда подъехали к дому, она спросила:
— Объясните же мне наконец, чем все это кончится?
— Есть кое-какие обстоятельства, — ответил Даниелян, — я выясню и позвоню.
Сона вышла из машины и быстро пошла к подъезду. Гарник Даниелян с сожалением посмотрел ей вслед. Высокая, с пышными бедрами и длинными ногами, Сона была очень привлекательна. Покачивая головой, он подумал: «Такое добро — и зря пропадает». Вспомнив, как безутешно плакала Сона, он ощутил укол совести, но тотчас успокоил себя: «Все равно… Такая, как ты, и не захочет, а кому-нибудь да достанется. А я бы тебя как розу холил, ублажал…»
Он приехал домой, завел машину в гараж. Когда стал запирать его, разглядел в свете фонаря, что кто-то измазал ворота масляной краской. Чуть отошел, осмотрел двери соседних гаражей. Нет, ворота вымазали только ему.
— Тьфу! — плюнул Даниелян и горько усмехнулся. — Ну и народ, на все готовы от зависти… Кому я поперек дороги встал, кому жить не даю, спрашивается?
Насупившись, он вошел в дом. Жена Даниеляна, толстая пресная женщина лет под сорок, накручивала волосы на бигуди перед зеркалом. Увидев мужа, она спросила:
— Устал?
— Кто испакостил ворота гаража?
Сын Даниеляна, который в это время, развалясь на тахте, смотрел телевизор, понял, что вопрос относится к нему. Не отрывая взгляда от экрана, он лениво ответил:
— Не знаю.
— А что ты вообще знаешь?
Сын ничего не ответил, только недовольно поморщился.
— Ты что морду кривишь, когда с тобой отец разговаривает?! — со злостью спросил Даниелян.
— Да чего ты ко мне пристал!
— Сопляк! — шагнул к нему отец. — Я кучу денег раздал, чтобы тебя в институт протолкнуть, а ты… Почему не занимаешься? Тебе бы