– Месье Бельфонтен… – сказала она, не входя. – Я… должна вам кое-что сказать.
– Говори, – ответил он, указывая на стул.
Она вошла. Закрыла дверь. Села. Положила чемоданчик на колени. Потом – медленно, как будто каждое слово давалось ей с болью, начала говорить.
– Я… не всё сказала. Вчера вечером… я не просто вернулась за перчатками. Я… хотела поговорить с ней. С Мэрион. Я… устала. Устала быть тенью. Устала быть служанкой. Устала… быть не собой.
Жюльен молчал. Просто слушал. Пил абсент. Считал секунды.
– Я постучала. Она… открыла. Увидела меня. Усмехнулась. Сказала: «Ну что, Мэсти? Решила, что пора?» Я… не ответила. Я просто сказала: «Я хочу быть собой. Я хочу… своё имя. Свою жизнь. Своё наследство». Она засмеялась. Сказала: «Ты? Ты – никто. Ты – тень. Ты – моя служанка. И будешь ею… до самой смерти».
Элени замолчала. Потом – достала из чемоданчика фотографию. Две девочки. Близнецы. Подпись: «Мэри и Мэсти. 1910».
– Это мы, – сказала она. – Я – Мэсти. Она – Мэри. Моя сестра. Близнец. Она… умерла в 1926. От лихорадки. В Нью-Йорке. А эта… – она указала на фото – взяла её имя. Её документы. Её наследство. И… меня. Заставила работать на неё. Как служанку.
– Почему вы не сбежали? – спросил Жюльен.
– Потому что она… угрожала. Сказала, если я убегу – расскажет всем, что я сумасшедшая. Что я убила сестру. Что я… не существую.
– А вчера?
– Вчера… я хотела… убить её. – Элени посмотрела на Жюльена. Глаза – сухие. Ни слезы. Ни страха. Только… правда. – Я… принесла яд. В помаде. Я… вставила его туда. С иглой. Я… хотела, чтобы она умерла. Медленно. Мучительно. Как я… жила все эти годы.
Жюльен нахмурился.
– Вы… отравили помаду?
– Да. Я… купила цианид в Марселе. У аптекаря. Я… вставила его в помаду. В ту, что лежала у неё на туалетном столике. Бордовую. Я… думала, она накрасит губы… и умрёт.
– Но она… не накрашивала губы?
– Нет. Она… пила вино. Из бокала. Я… не знала, что в нём яд. Я… не подмешивала его туда.
– Тогда кто?
– Я… не знаю. Но… это не я. Я хотела… отравить помаду. А не вино.
Жюльен кивнул. Достал блокнот. Написал:
Элени – мотив: месть. Пыталась отравить помаду. Но… не отравила вино. Подозрение – снижено.
– Продолжайте, – сказал он.
– Я… вошла в каюту. Она… сидела за столом. Пила вино. Увидела меня. Усмехнулась. Сказала: «Ну что, Мэсти? Решила отравить меня?» Я… замерла. Она… знала. Она… всегда знала. Она… сказала: «Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня? Как ты ненавидишь меня? Как ты мечтаешь… убить меня?» Я… не ответила. Я просто… стояла. Она… засмеялась. Сказала: «Ты… никто. Ты – тень. Ты – моя служанка. И будешь ею… до самой смерти».
– И что вы сделали?
– Я… ушла. Я… не смогла. Я… испугалась. Я… подумала, что она… права. Что я… никто. Что я… тень.
– А потом?
– Потом… я вернулась. Забыла перчатки. Вошла в каюту… и увидела. Её. На полу. И… его. Месье Уиттла. Он стоял над ней. Плакал.
– Вы видели, как он её убил?
– Нет. Я ушла. Я испугалась.
– Почему не сказали сразу?
– Потому что… хотела, чтобы его повесили. За неё. За меня. За всё.
– А теперь?
– Теперь… я думаю, он не убивал. Убийцы… не плачут.
Жюльен кивнул. Посмотрел на Элени.
– Вы не убивали её?
– Нет. Я хотела. Каждый день. Но… не убивала.
– Тогда кто?
– Я не знаю. Но… он или она – умный. И жестокий. И… знает греческий.
Жюльен кивнул. Написал в блокноте:
Элени – мотив: месть. Пыталась отравить помаду. Но… не отравила вино. Подозрение – снижено.
– Спасибо, – сказал он. – Иди. И… больше никому не говори.
Она кивнула. Встала. Пошла к двери. Остановилась.
– Месье Бельфонтен… если вы найдёте убийцу – скажите ему… спасибо. От меня.
И вышла.
Жюльен остался один. Долго сидел. Думал.
Потом – достал блокнот. Написал:
Новая версия: – Элени пыталась отравить помаду. Но… не отравила вино. – Значит, убийца – кто-то другой. Кто знал, что Мэрион пьёт вино. Кто знал, какой бокал ей подать. Кто… хотел, чтобы она умерла. – Кто? Арман? Теодора? Доктор? Или… Элени всё-таки лжёт?
Он закрыл блокнот. Выпил абсент. Посмотрел на море.
– Ты играешь со мной, убийца, – прошептал он. – Но я… тоже умею играть.
В 3:00 ночи он постучал в каюту доктора Пападопулоса.
Дверь открыл сам доктор – в халате, с книгой в руках и улыбкой, которая не доходила до глаз.
– А, месье Бельфонтен! Опять за монетами? Или… за артефактами?
– За греческим, – спокойно ответил Жюльен, входя.
Каюта – как всегда, музей. Статуэтки. Картины. Монеты. На столе – кофе. На полке – учебник греческого языка. С закладкой.
– Вы учитесь? – спросил Жюльен, указывая на книгу.
– Нет! – засмеялся доктор. – Это… для студентов! Я преподаю!
– А сами – знаете язык?
– Конечно! Я грек! Я знаю его с детства!
– Тогда объясните мне: что значит Α Μ Ε Σ Τ Ι?
Доктор взял листок. Внимательно посмотрел. Нахмурился.
– Я уже говорил. Это… не слово. Это – акростих. Первые буквы имён. Α – Арман. Μ – Мэрион. Ε – Элени. Σ – я, Спирос. Τ – Теодора. Ι – Ирвинг. Получается… «Μέστη». Почти. Но не совсем.
– Почему не совсем?
– Потому что правильно – «Μεστή». С ударением на «η». А здесь – «Ι». Это… ошибка. Или… подделка.
– А если это – намеренно?
Доктор замер.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что убийца – умный. Он знает: если оставить записку с ошибкой – подозрение ляжет на того, кто должен был бы написать правильно. То есть – на вас.
Доктор побледнел.
– Вы… думаете, это я?
– Я думаю, что вы – единственный, кто мог написать это. И единственный, кто захотел бы сбить следствие. Потому что у вас есть мотив. И возможность. И… яд.
– Я не убивал её! – крикнул доктор. – Да, я ненавидел её! Да, я боялся! Но я не убийца!
– Тогда почему вы соврали про яд? Про алиби? Про артефакты?
– Потому что… я не хотел скандала! Я не хотел тюрьмы! Я… хотел сохранить репутацию!
– А убийство – не портит репутацию?
Доктор не ответил. Просто сел. Смотрел в пол.
Жюльен подошёл к столу. Открыл ящик. Там – бумаги. Квитанции. Одна – на цианид. Дата – 21 июня. Подпись – его.
– Вы купили