Теодора сжала бокал.
– Это не доказательство.
– Нет. Но это – деталь.
Он встал. Подошёл к столу. Достал листок с греческими буквами.
– А это – ещё одна деталь. Α Μ Ε Σ Τ Ι. Вы знаете, что это значит?
– Это… шифр, – сказал доктор. – Первые буквы имён. Α – Арман. Μ – Мэрион. Ε – Элени. Σ – я, Спирос. Τ – Теодора. Ι – Ирвинг. Получается… «Μέστη». Почти. Но не совсем.
– А что значит «Μέστη»? – спросил Жюльен.
– «Та, что мстит», – тихо сказала Элени.
Все посмотрели на неё.
– Откуда ты знаешь? – спросил Арман.
– Потому что… это моё имя. Почти. Моё настоящее имя – Мэсти. Мэсти Вандербильт. Мэрион… украла его. Вместе с жизнью.
Тишина. Густая. Тяжёлая. Как морская вода в штиль.
– Ты… мстила? – спросил доктор.
– Нет, – сказала Элени. – Я хотела. Но не сделала. Потому что знала – все подумают, что это я. А я… не хочу в тюрьму. Я хочу… быть собой.
– Тогда кто? – спросил Уиттл.
– Я думаю, – сказал Жюльен, – что убийца – среди нас. И он… или она… оставили эту записку. Чтобы сбить следствие. Или… чтобы указать на другого.
– Но зачем? – спросила Теодора.
– Потому что убийца – умный. Он знает: если все подозреваемые – под подозрением, то правда… теряется. Как иголка в стоге сена.
Он посмотрел на каждого.
– Но я найду её. Потому что я не ищу убийцу. Я ищу… того, кто знал, что Мэрион знает. И кто не мог позволить ей жить.
Он сделал паузу.
– До вечера. Подумайте. Если кто-то вспомнит что-то – приходите ко мне. Дверь открыта.
Он вышел. Оставив их одних. С чаем. С тишиной. С… страхом.
В 20:00 он сидел в своей каюте. Пил абсент. Смотрел в окно.
Стучали. Три раза. Тихо.
– Войдите.
Дверь открылась. Вошла Элени.
– Месье Бельфонтен… я должна вам кое-что сказать.
– Говори.
– Я… не всё сказала. Вчера вечером… я не сразу ушла. Я… вернулась. Потому что забыла перчатки. Я вошла в каюту… и увидела. Её. На полу. И… его.
– Его? – Жюльен нахмурился. – Кого?
– Месье Уиттла. Он стоял над ней. Держал бокал. И… плакал.
– Ты видела, как он её убил?
– Нет. Я ушла. Быстро. Я испугалась. Я подумала… он убийца.
– Почему ты не сказала раньше?
– Потому что… я хотела, чтобы его повесили. За неё. За сестру. За всё.
– А теперь?
– Теперь… я думаю, он не убивал. Он плакал. Убийцы… не плачут.
Жюльен кивнул.
– Спасибо. Иди. И… больше никому не говори.
Она кивнула. Вышла.
Жюльен остался один. Долго сидел. Думал.
Потом – достал блокнот. Написал:
Новая версия: – Уиттл был в каюте. Но не убивал. Пришёл позже. Нашёл тело. Испугался. Плакал. – Значит, убийца – кто-то другой. Кто был там раньше. – Кто? Арман? Теодора? Доктор? Или… Элени всё-таки лжёт?
Он закрыл блокнот. Выпил абсент. Посмотрел на море.
– Ты играешь со мной, убийца, – прошептал он. – Но я… тоже умею играть.
И в этот момент – впервые за день – он улыбнулся.
Потому что знал: игра только начинается.
А он – любит игры.
Глава 4. Секреты кают
Утро на «Одиссее» наступило с запахом кофе, морской соли и… страха.
Страх не кричал. Он шептал. Шептал в коридорах, за завтраком, в шезлонгах на палубе. Люди не смотрели друг другу в глаза. Не обсуждали погоду. Не спрашивали, как спалось. Они просто… существовали. Как тени. Как актёры, забывшие свои роли, но вынужденные оставаться на сцене.
Жюльен Бельфонтен пил кофе в салоне, как будто ничего не произошло. Как будто не было убийства. Как будто не было пятерых подозреваемых. Как будто не было греческих букв, сломанной помады и розового отпечатка на подоконнике.
Но он знал: всё это – есть. И всё это – важно.
Он смотрел на пассажиров. На их руки. На их глаза. На то, как они держат чашки. Как отводят взгляд. Как нервно смеются, когда кто-то вдруг громко чихнёт.
Он ждал. Потому что в таких делах – спешка убивает. А терпение… раскрывает.
В 9:30 он постучал в каюту Армана Дюпре.
Дверь открыл сам Арман – в халате, с бритвой в руке и бокалом виски в другой. Вид у него был такой, будто он не спал всю ночь. Или спал – но не один.
– Месье Бельфонтен, – сказал он, не улыбаясь. – Вы что, решили устроить мне обыск?
– Я решил устроить вам… помощь, – спокойно ответил Жюльен. – Капитан дал мне право осмотреть каюты всех, кто был в контакте с мадам Дюпре. Вы – в списке.
Арман фыркнул.
– Войдите. Только не трогайте мои вещи. Особенно… нижнее бельё.
Жюльен вошёл. Каюта – просторная, с видом на море, с дорогой мебелью, с запахом табака и одеколона. Всё – на своих местах. Всё – идеально. Слишком идеально.
– Начнём с пиджака, – сказал Жюльен. – Того, на котором след вина.
– Он в шкафу, – буркнул Арман.
Жюльен открыл шкаф. Нашёл пиджак. Достал. Осмотрел. След – на левом рукаве. Красное вино. Свежее. Не втертое. Не выстиранное. Как будто… пролили вчера.
– Вы сказали, это было за ужином. Но за ужином пили белое.
– Я… перепутал. Я наливал себе красное. Из графина. Не из бутылки.
– Какого графина?
– Ну… того, что стоял на столе. Для тех, кто хотел красное.
– На столе был только «Шато Марго». Из личной бутылки мадам Дюпре. Которую она открыла… в своей каюте.
Арман замолчал. Потом – сел на кровать.
– Ладно. Вы правы. Я был у неё. После ужина. Мы… поговорили. Она сказала, что подаёт на развод. Я… разозлился. Мы поругались. Я схватил бокал. Плеснул в неё. Ушёл.
– Во сколько это было?
– Без двадцати одиннадцать. Примерно.
– А потом?
– Потом я пошёл курить. На палубу. Потом – в бар. Потом – сюда. Спать.
– Один?
– Да. Один.
– Кто может подтвердить?
– Никто.
Жюльен кивнул. Подошёл к туалетному столику. Открыл ящик. Там – письма. Конверты. Фотографии. Одно письмо – с печатью нотариуса. Дата – вчерашнее.
Он развернул.
«Уважаемый месье Дюпре,Подтверждаем получение вашего заявления о расторжении брака с мадам Мэрион Дюпре. Процедура начнётся немедленно по прибытии в Афины.С уважением,Ж. Леклерк, нотариус»
Жюльен показал письмо Арману.
– Вы подали на развод… до того, как она сказала об этом?
– Да, – тихо ответил Арман. – Я знал, что она это сделает. Я… опередил её.
– Почему?
– Потому что хотел… сохранить лицо. И часть состояния. Если бы она подала первой – я бы остался ни с чем.
– А если бы она умерла