– Она… собиралась опубликовать?
– Нет. Она собиралась продать. Вам. За молчание.
Теодора откинулась на спинку кресла. Закрыла глаза. Потом – открыла.
– Да. Она мне звонила. Месяц назад. Сказала: «У меня есть история, которая может испортить вам жизнь. И карьеру. И репутацию. Пятьдесят тысяч франков – и она исчезнет». Я… не заплатила. Решила, что она блефует.
– А вчера? Что вы делали вчера вечером?
– После ужина я пошла в свою каюту. Слушала пластинки. Потом – легла спать.
– Одна?
– Да. Одна.
– Кто может подтвердить?
– Никто. Я была одна.
– А где вы были между 22:30 и 23:00?
– В каюте. Спала.
– Вы спите с помадой?
Она нахмурилась.
– Что?
– На подоконнике в каюте мадам Дюпре – след помады. Розовой. Не её. У неё была тёмно-бордовая. У вас – розовая. Я видел вас за обедом. Та же помада.
Теодора побледнела.
– Это… не доказательство.
– Нет. Но это – деталь. А когда все лгут – правда прячется в деталях.
Она встала. Поправила накидку.
– Я не убивала её, месье Бельфонтен. Да, я хотела бы. Да, я рада, что её нет. Но я не убийца. Я – артистка. Я умею… притворяться. Но не убивать.
– Тогда почему вы соврали про помаду?
Она не ответила. Развернулась. Вышла. Не хлопнув дверью. Ещё хуже – тихо. Как будто знала: шум – это эмоции. А эмоции – это слабость.
Жюльен посмотрел ей вслед. Достал блокнот. Написал:
Теодора Ланье – мотив: страх разоблачения. Соврала про помаду. Нет алиби. Подозрение – повышено.
Следующим – Ирвинг Уиттл, английский дипломат.
Встреча – в его каюте. Роскошной. С коврами, хрусталём и портретом короля Георга V на стене. Сам Уиттл – высокий, худой, с моноклем и лицом человека, который всю жизнь говорит «да, сэр» и «нет, мадам», даже когда хочет кричать.
– Месье Бельфонтен, – сказал он, пожимая руку. – Я рад, что вы взялись за это дело. Очень неприятная история. Особенно… для дипломатического корпуса.
– Особенно если убийца – дипломат, – спокойно ответил Жюльен.
Уиттл слегка смутился.
– Я надеюсь, вы не считаете меня… подозреваемым?
– Я считаю подозреваемыми всех, у кого был мотив. У вас он есть.
– У меня? – Уиттл поправил монокль. – Я даже не разговаривал с этой женщиной!
– Но она разговаривала с вами. Через письма. Через шифровки. Через… угрозы.
Уиттл замер. Потом – медленно сел в кресло.
– Откуда вы знаете?
– У неё был архив. Письма. Фотографии. Расшифровки. В том числе – ваша переписка с германским посольством. Где вы обсуждаете… поддержку нацистов. В обмен на гарантии безопасности британских инвестиций.
Уиттл закрыл глаза.
– Это… не преступление.
– Это – измена. По крайней мере – в глазах вашей страны. А Мэрион собиралась отправить эти документы в «Таймс». Если вы не заплатите ей сто тысяч долларов.
– Я… отказался.
– Почему?
– Потому что я не мог. У меня нет таких денег. И… потому что я надеялся, она блефует.
– А вчера? Что вы делали вчера вечером?
– После ужина я пошёл курить на палубу. Потом – в бар. Потом – в каюту. Спал.
– Один?
– Да. Один.
– Кто может подтвердить?
– Официант в баре. Он принёс мне виски.
– А между 22:30 и 23:00?
– Я был в каюте. Уже спал.
– Вы спите в сорочке?
Уиттл нахмурился.
– Что?
– На вашем запястье – след. От браслета. Широкого. Кожаного. С пряжкой. Такие носят… не для сна. А для встреч. Особенно – тайных.
Уиттл потёр запястье.
– Это… от часов. Я снял их перед сном.
– Часы оставляют след в форме круга. У вас – полоска. Как от браслета. Или… от наручников.
Уиттл встал.
– Это уже слишком, месье! Я требую…
– Вы ничего не требуете, – перебил его Жюльен. – Вы отвечаете. Или… я передам всё, что знаю, капитану. А он – британскому консулу в Афинах. Думаю, они будут… заинтересованы.
Уиттл сел обратно. Побледневший. Дрожащий.
– Я… не убивал её. Да, я хотел, чтобы она замолчала. Да, я боялся. Но я не убийца. Я… дипломат. Я решаю проблемы… словами.
– Тогда почему вы соврали про браслет?
Уиттл не ответил. Просто сидел. Смотрел в пол.
Жюльен встал.
– Не покидайте корабль, месье Уиттл. И… не трогайте свои документы. Я скоро вернусь.
Когда он вышел, было 16:30. Он прошёл на палубу. Сел в шезлонг. Закрыл глаза. Думал.
Он знал: все пятеро – лгут. Все – скрывают. Все – боятся.
Но кто – убийца?
Он достал блокнот. Дописал:
Ирвинг Уиттл – мотив: страх разоблачения. Соврал про браслет. Нет алиби. Подозрение – повышено.
Потом – добавил:
Общее: – Все были в каюте Мэрион? Нет. Но все могли быть. – Все знали о её шантаже? Да. – Все хотели, чтобы она замолчала? Да. – Все могли получить яд? Да (кроме, возможно, Элени – но она сестра, знает всё). – Все соврали хотя бы в одном пункте? Да.
Он закрыл блокнот. Открыл глаза. Посмотрел на море.
– Ты где-то здесь, – прошептал он. – И ты думаешь, что я не найду тебя.
Ветер шевельнул его волосы. Будто в ответ.
В 18:00 он собрал всех пятерых в салоне первого класса.
Не официально. Не как допрос. Как… беседа. За чаем.
Капитан помог – лично пригласил каждого, сказав, что «месье Бельфонтен хочет задать пару вопросов для отчёта».
Они пришли. Все. Арман – в новом костюме, с сигарой. Элени – в чёрном, с опущенными глазами. Доктор Пападопулос – с книгой под мышкой. Теодора – с бокалом шампанского. Уиттл – с моноклем и трясущимися руками.
Жюльен сидел в центре. С чашкой чая. С блокнотом. С улыбкой.
– Спасибо, что пришли, – сказал он. – Я хочу прояснить кое-что. Чтобы избежать… недоразумений.
– Мы здесь не для чаепитий, – буркнул Арман.
– А я здесь – для правды, – спокойно ответил Жюльен. – И правда начинается с вопроса: кто из вас был в каюте мадам Дюпре вчера вечером?
Тишина.
– Никто, – сказал Уиттл.
– Я уже ушла убирать, – тихо сказала Элени.
– Я был в баре! – воскликнул доктор.
– Я – в своей каюте, – сказала Теодора.
– А я – спал, – добавил Арман.
– Интересно, – улыбнулся Жюльен. – Потому что в каюте – два бокала. Один – опрокинут. Второй – на столе. С отпечатком губ. Значит, она пила… с кем-то.
– Может, она пила одна, из двух бокалов? – предположила Теодора.
– Люди не пьют одновременно из двух бокалов. Особенно – если пьют… яд.
– А если гость пришёл позже? – спросил доктор. – Выпил из второго бокала?
– Тогда отпечаток губ – его. А не её. Но отпечаток – женский. Помада – розовая. Как у вас,