* * *
Послушаем толки обывателей – современников царя Ивана и их ближайших потомков.
Напомним предварительно, что они не рассчитывали на распространение своих писаний, зачастую имели основания желать, чтобы они оставались до поры до времени никому не известными, кроме ограниченного круга таких же книжников, любителей старины, как они сами. Если они записывали что-либо под свежим впечатлением событий или вспоминали о недавнем прошлом, то делали это с мыслью: «Да ведают потомки православных земли родной минувшую судьбу, своих царей великих поминают за их труды, за славу, за добро, а за грехи, за темные деянья спасителя смиренно умоляют». Летописание в собственном смысле слова в это время замирало, и на смену ему рождался новый вид исторического творчества – повествование.
Вот бесхитростное констатирование факта учреждения Опричного двора у одного провинциального летописателя: «В лето 7074-го году великий государь царь… учинил у себя на Москве опришнину, перешел из Кремля города из двора своего, перевезен жити за Неглинну реку на Воздвиженскую улицу, на Арбат, на двор князь Михайло Темрюковича, и изволил государь на том дворе хоромы себе строити царьские и ограду учинити, все новое ставити. Такожде повеле и в слободе (Александровой. – С. В.) ставити город и двор свой царьский, а князем своим и боляром и дворяном велел в слободе дворы ставити и избы разрядные, и почал государь в слободе жити князь великий Иван Васильевич со всеми боляры своими а к Москве стал приезжати з боляры своими на время, как ему годно».
Таково первое впечатление от учреждения опричнины. Автор сообщает факт и не рассуждает – не холопское это дело рассуждать о прихотях господ. Угодно было царю покинуть прародительский дворец в московском Кремле и построить себе дворцы опричные под стенами Кремля и в Александровой слободе, а что из этого выйдет, и для чего это сделал царь, это было пока никому не известно…
Далее. На первых порах опричные опалы и казни поразили только верхний слой Государева двора. Низших слоев населения это не касалось. Но, как говорит пословица, чем дальше в лес, тем больше дров: тяжелые удары царского гнева стали поражать и представителей низших слоев, и в 1570 г. разразилась колоссальная катастрофа погрома Новгорода и Пскова, которая произвела огромное впечатление не только на Руси, но и в Западной Европе. Причины, вызвавшие эту катастрофу, обстоятельства, размеры и ближайшие последствия до сих пор остаются во многом загадкой, которую историкам еще предстоит исследовать и попытаться разгадать.
При современном состоянии вопроса можно представить себе, с некоторой вероятностью, дело так. На западных окраинах государства, как Новгород и Псков, под влиянием тягот Ливонской войны и непосредственной близости к театру военных действий, на почве общего неудовольствия и страха родилась идея отложиться от Москвы и отдаться под защиту и покровительство Литвы. Насколько широкие круги были захвачены этим течением, и насколько серьезна была опасность, что новгородцы и псковичи «отсядут», как тогда говорили, со своей вотчиной от московского государя, мы, к сожалению, не имеем данных сказать что-либо. Но нет сомнения, что царь получал от своих доброхотов и агентов соответствующие донесения, иногда, быть может, преувеличенные и даже ложные. В описи дел царского архива сохранились указания на то, что отдельные лица подвергались арестам, приводу в опричнину, допросам и наказаниям, но, видимо, недовольство было разлито очень широко, количество болтунов-изменников было гораздо больше, чем требуется для настоящего заговора, а поэтому действительного заговора не было.
Как бы то ни было, царь Иван не нашел нужным и возможным произвести по этому поводу следствие и решил прибегнуть к террористическому методу борьбы со столь бесформенной изменой. Он собрал сведения, составил списки заподозренных или виновных, по его мнению, лиц и решил произвести внезапный погром Новгорода и наказать виновных по заранее заготовленным спискам, без следствия на месте.
Иностранные писатели, например, Шлихтинг, рассказывают с большими прикрасами и явными преувеличениями, как Иван с большим отрядом опричников предпринял поход на Новгород, приняв меры предосторожности, чтобы застигнуть новгородцев врасплох, и чтобы весть о его походе не дошла до Новгорода ранее его. Понятно, что при таких обстоятельствах наказание новгородцев за их «шатость» и литовско-польскую ориентацию вылилось в форму кровавого и чудовищного по своей нелепости «погрома, еже опришнина именуется», как выразился один новгородский летописец.
* * *
Посмотрим, что об этом думали и говорили летописцы.
Один неизвестный нам провинциальный летописец сообщает о «совершенном разорении Великого Новеграда»: «В лето 7078 (1570. – С. В.) году государь царь… собра все свое воинство, и поиде на Великий Новград, и тамо многое можество людей новгородских побита и богатества много взяша. Такожде поиде и ко Пскову граду и Псков много воевав и богатество бесчисленное множество взяли московское воинство. И громил их царь Иван Васильевич за их измену великую, что новгородцы хотели сдати Великий Новград и другий град Псков с пригородки своими и хотели обоими городами поклониться королю литовскому отдати».
Естественно, что новгородский летописатель дал событию иное освещение и в более ярких и сильных выражениях описал погром Новгорода. В его сообщении интересно отметить то, что донос об измене новгородцев был сделан царю еще в конце 1569 г., т. е. за несколько месяцев до погрома, а также подтверждение того, что погрому предш
ествовали какие-либо расследования и суд.Пыточный застенок времен Ивана Грозного.
Современная реконструкция
Приведу новгородское освещение событий полностью: «Пленение царя Иваново Новетраду и Пскову. В лето 7077-го декабря в 27 день, оклеветаша злые люди Великий Новград и Псков царю… будто ся хотят отложитися Литве; и прииде с великою яростию в Великий Новград с силою (т. е. с войском. – С.В.) и плени Новград конечне, яко же и от начала не бысть над ним; первое архиепископа Пимина взят и в заточение посла на Тулу, и святую Софию соборную церковь потреби и поймал чудотворные иконы корсунские и казну всю, драгие вещи поймал, и архиепископский двор, и монастыри все пограбил, и всех людей, и многих православных умучи многими муками, а протчих людей, глаголют 60 000 мужей и жен, и детей, в великую реку Волхов вмета, яко и реки запрудитися; и по иным городом новгородцким (т. е. по пригородам. – С. В.) тако же вся люди ограбил и монастыри, и церкви. И сице бысть Великому Новуграду запустение».
Далее летописец говорит о Пскове: «Того же году