В 1607 г. он был послан в Великий Новгород и оставался там до захвата Новгорода шведами. Неизвестно, где он был в эпоху междуцарствия и «московского разорения», но при царе Михаиле мы видим его на службе в разных городах: в 1618–1620 гг. – в Астрахани; в 1621 г. – дьяк у «приказных дел», т. е. специальных поручений; в 1622–1625 гг. – в Ярославле и, наконец, в 1626–1628 гг. – в Нижнем Новгороде. По-видимому, это была его по\следняя служба. Из этой справки видно, что Иван Тимофеев был человеком с большим жизненным опытом.
К сожалению, в своем «Временнике» он отводит гораздо более места морализированию и философствованию, чем фактическим сообщениям. О царе Иване дьяк Тимофеев, если выразиться мягко, очень невысокого мнения.
По поводу опричнины Иван Тимофеев сообщает следующее: царь Иван был «к ярости удобь подвижен», т. е. очень вспыльчив, а в ярости не знал милосердия. Позволю себе сделать отступление и привести свидетельство иностранца, имевшего возможность видеть царя Ивана и получать сведения от очевидцев. Я имею в виду принца из Бухова, который дважды посетил Московию – в 1567 г. с цесарским послом Кобенцелем и в 1578 г. Записка принца о московских делах составлена в 1577 г., после первого посещения Московии. Принц рисует такой портрет Ивана: «Он очень высокого роста. Тело имеет полное силы и довольно толстое, большие глаза, которые у него постоянно бегают и наблюдают все самым тщательным образом. Борода у него рыжая с небольшим оттенком черноты, довольно длинная и густая, но волосы на голове, как большая часть русских, бреет бритвой. Он так склонен к гневу, что, находясь в нем, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие; в таком состоянии он бесится также и на встречных».
О запальчивости царя Ивана, особенно во второй половине его жизни, так много свидетельств, что приводить их мне представляется совершенно излишним. Достаточно напомнить общеизвестный и несомненный факт побоев, нанесенных Иваном в запальчивости своему сыну, от которых тот умер.
* * *
Учреждение опричнины Иван Тимофеев по своей склонности морализировать объясняет так: «(Царь Иван. – С. В.) возненавиде грады земля своея и во гневе своем разделением едины люди раздели и всю землю державы своея, яко секирою, наполы разсече». Царь избил множество вельмож и «добромыслимых людей», иных прогнал в чужие земли, стал приближать к себе иностранцев, щедро одарял их, а иных посвящал даже в тайные дела.
Далее Иван Тимофеев пишет, что царь, отделив опричников от земских, как волков от овец, наложил на опричников «тьмообразные», т. е. адские, «знамения», «вся от главы до ног в черное одеяние облек…». Сообразно одежде опричники были посажены на вороных коней, и «по всему воя своя яко бесподобны слуги сотвори». Когда опричники, все в черном, на вороных конях скакали на казнь, одни – не смея ослушаться приказания царя, другие «самоохотливо», чтобы выслужиться и обогатиться, они одним своим свирепым видом приводили людей в ужас.
Будучи на службе в Новгороде в 1607–1610 гг., И. Тимофеев имел возможность слышать от местных старожилов много рассказов о новгородском погроме 1570 г. Все, что он рассказывает в своем «Временнике» по этому вопросу, не превышает того, что сообщают об этом летописцы и иностранные писатели. Отмечу в его рассказе только две подробности. Во-первых, он говорит, что повсюду валялось так много трупов убитых, что собаки, дикие звери и хищные птицы не успевали их пожирать. А затем Иван Тимофеев отмечает, что царь «по жребью» делил между опричниками награбленное у новгородцев добро.
Автор Хронографа 1617 г. в ярких, несколько трафаретных выражениях рисует привлекательный образ царя: царь Иван был искусен и непобедим в ратных делах, умел «на рати копием потрясати», был ловким и храбрым всадником, «бысть же и в словесной премудрости ритор, естеством словесен и смышлением быстроумен», «еще же и житие благочестиво имея и ревностью но бозе присно препоясася». Не вяжется с этими преувеличенными похвалами то, что автор вслед за этим говорит об опричнине. Со смертью царицы Анастасии в царе произошла большая перемена: «Превратися многомудренный его ум на нрав яр».
Начало опричнины. Художник К.В. Изенберг
По поводу этой перемены автор недоумевает – или делает вид, что недоумевает, – и вуалирует свои высказывания недомолвками и неясностями. О смерти царевича Ивана он говорит также уклончиво, как и И. Тимофеев: «О нем же (т. е. о царевиче Иване. – С. В.) некие говорят, что от отца своего ярости прияти ему болезнь и от болезни же и смерть». При этом смерть царевича автор загадочным образом связывает с опричниной и казнями царя Ивана – в «Писании» правильно говорится, что «парение похоти променяет нрав незлобив». От этого «парения похоти», т. е. от страстей и аффектов, царь Иван стал «сокрушать» своих родственников и близких к нему вельмож, «еще же и крамолу, междусобную возлюби, и во едином граде едины люди на другие поусти» (т. е. натравил. – С.В.), одних называл земскими («себе собственны»), а других опричными. «И сына своего большего царевича Ивана… от ветви жизни отторгнул».
Представление о том, что учреждением опричнины царь Иван «всю землю державы своея, яко секирою, наполы разсече», вовсе не было позднейшей попыткой понять опричнину. Такого же, по существу, мнения был человек большого ума и не только современник опричнины, но и деятель, занимавший высокий пост, погибший за свой протест против опричнины. Когда царь и иерархи церкви понуждали соловецкого игумена Филиппа Колычева занять пост митрополита, Филипп отказывался и «о том говорил, чтобы царь и великий князь отставил опришнину» и «соединил бы воедино, как преже того было», а «не отставит царь и великий князь опришнины, и ему в митрополитах быть невозможно».
* * *
Высказывания Ивана Тимофеева и автора Хронографа полезно сопоставить с источником совершенно другого рода – с наблюдениями англичанина Флетчера, которые можно рассматривать как отклики правящих боярских и приказных верхов Московского государства, где Флетчер вращался во время своего непродолжительного пребывания в Московии.
Незнакомый с русским языком, со всем укладом жизни Руси, с ее историей, Флетчер собирал слухи, толки и рассказы и сообщил, переведя их на язык