Меры, предложенные Бреши, возымели действие. Стали поступать донесения, что беспорядки стихают – вернее, они переместились на противоположную сторону реки, в Мон-Флер и другие рабочие кварталы. Но для Совета и этого было достаточно – главное, что как можно дальше от них. Постепенно все успокоились, пошли разговоры о том, что час уже поздний и вообще не имело смысла созывать заседание Совета ради таких пустяков, а разбор случившегося можно устроить на следующий день. И Бреши, и Киршоу это было на руку. Так у них появлялось время, чтобы развернуть ситуацию в свою пользу. Киршоу давно варился в этом котле и давно заметил, что делегаты Совета обладают удивительно короткой и выборочной памятью. Если все подать под правильным соусом, то сегодняшние волнения могут даже способствовать скорейшему принятию закона «О гражданской ответственности».
Когда все более-менее утряслось, Киршоу собрался ехать в «Лошадку». После того, что случилось, ему было жизненно необходимо выпить, чтобы привести в порядок расшатавшиеся нервы. Да и пара часов в обществе Ивонн Ванмеер не повредят – эта женщина могла его успокоить, как никто другой. От одной мысли о ее молодом и гибком теле у него становилось легче на душе.
Однако этим планам не суждено было сбыться. Прямо в зале заседаний его остановил Бреши и сказал, что их вызывает к себе Господин Президент. Приглашение, от которого не отказываются. И по тону Бреши Киршоу догадался, что Господин Президент хочет видеть их вовсе не из-за беспорядков в городе. Так что, вместо того чтобы пить игристое в кабаре или забавляться в постели с красивой женщиной, Киршоу шагал по коридору дворца.
Они остановились напротив высокого, в два человеческих роста, портрета. Кто-то из предыдущих королей, двоюродный дед или прадед последнего монарха – Киршоу плохо их различал. С холста сурово взирал высокий бородач в белоснежной форме и треуголке с пышными перьями. На квадратном лице застыло выражение глубочайшего презрения, будто всякий, кто только осмеливался взглянуть на портрет, оскорблял его одним своим видом.
– Отвернитесь, – сказал Карло таким тоном, что у Киршоу мысли не мелькнуло ослушаться.
Он повернулся и уставился еще на одну особу королевской крови – даму в пышном платье с невероятно глубоким декольте. И с такой же презрительной миной на тощей физиономии. Если все монархи были такими, неудивительно, что в конце концов с ними покончили. Выродившиеся дегенераты, трахавшие собственных сестер, лишь бы только не разбавлять благородную кровь. Последний же король являл собой апофеоз в этой череде инцестов – если верить слухам, его матерью была его же собственная сестра. Немудрено, что в итоге он тронулся умом.
За спиной раздался громкий щелчок, а следом – еле слышный скрип. Киршоу обернулся на звук, но все, что он успел заметить, – это как королевский портрет отъехал в сторону, наподобие выдвижной двери, открывая узкий проход. Интересно, сколько еще таких секретных лазов, тайных коридоров и подземных лабиринтов спрятано во дворце? Не меньше, чем дырок в сыре, наверное. Но почему тогда старый король, его домочадцы и челядь не воспользовались ими, чтобы бежать, когда восставшие солдаты выламывали парадные двери?
Бреши с непроницаемым лицом разглядывал портрет мертвой королевы. Когда же и он повернулся, на его лице не промелькнуло даже тени удивления. Не иначе, он отлично знал и про тайный ход, и про то, как он открывается.
– Прошу, – сказал Карло, отходя в сторону.
Проход вывел к темной винтовой лестнице, а та, в свою очередь, на застекленную галерею. Еще карабкаясь по осыпающимся ступеням, Киршоу почувствовал волну горячего воздуха, дующего сверху. Если бы они шли не вверх, а вниз, можно было бы предположить, что они спускаются в преисподнюю, с ее кипящими котлами и неугасимыми кострами из костей.
– Что там? – спросил Киршоу, дотрагиваясь до плеча Бреши. Тот вздрогнул – политик не понял, от неожиданности или от брезгливости.
– Оранжерея, – сказал Пьер. – Что-то вроде президентского ботанического сада.
– Правда? – Киршоу приподнял бровь, а затем перешел на доверительный шепот: – Знаете, я слышал, что у Господина Президента есть личный зверинец, в котором он держит всяких экзотических тварей… Ну, понимаете.
Он коротко кивнул в сторону шагающего за спиной Карло. Бреши смерил политика взглядом.
– Не стоит верить всем сплетням, которые распускают о Господине Президенте. – В его голосе прозвучали неприятные нотки.
– Нет, нет, конечно нет. Я просто вспомнил, и мне это показалось забавным. Ну, понимаете: все говорят про зверинец, а на самом деле у него оранжерея. Ха-ха!
Бреши не улыбнулся, и в итоге Киршоу чуть не подавился собственным смехом. Политик вцепился в галстук и потянул вниз, ослабляя узел.
– Я слышал, – спокойным голосом сказал Пьер, – что каждую ночь в постель Президента приводят юную девственницу, а наутро ее находят мертвой. Я слышал, что настоящий Президент давно сошел с ума, а вместо него на публике выступает его двойник. Я слышал, что во дворце есть секретная темница, в которой заточена дочь последнего короля, законная наследница трона. Все эти слухи распространяют враги Республики. Слушать их, а уж тем более им верить, – значит идти на поводу враждебных нам сил. Только этого они и хотят – посеять в наших рядах раздор и сомнения.
– Конечно, Пьер, – торопливо сказал Киршоу. – Именно об этом я и говорю.
Карло открыл еще одну дверь, и они вошли в Оранжерею. На мгновение политику показалось, будто они чудесным образом перенеслись из холодного города прямиком в тропические джунгли. Здесь было так душно и влажно, что у Киршоу перехватило дыхание. От сумасшедшего буйства зелени заломило виски. Киршоу не так часто выбирался за пределы города и никогда еще не видел столько растений разом. Здесь росли деревья с листьями длиной с его руку; мохнатые стволы оплетали лианы, толстые, как пожарные шланги; на ветвях гроздьями висели плоды, похожие на алые сливы, зрели лимоны и апельсины. И повсюду цвели орхидеи самых невероятных видов и форм: огромные белые цветы с причудливо изогнутыми лепестками, тугие красные бутоны, цветы, похожие на диковинных бабочек и на распластавшихся пауков… Запах в Оранжерее стоял тот еще. Гремучая смесь из цветочных ароматов, запаха сырой земли, перегноя, свежей зелени и чего-то еще, сладковато-приторного, как лакричный сироп.
Господин Президент встретил их в совершенно неподобающем виде. Киршоу привык видеть его в полувоенной форме, увешанного орденами и медалями. Суровый, рука сжата в кулак, и усмешка победителя на губах… Именно в таком образе Президент взирал с плакатов и фотографий в газетах,