По штанам Киршоу расползлось теплое пятно. Но ему было глубоко плевать на то, что он обмочился в присутствии Господина Президента и Пьера Бреши. Значение имел только безгубый рот Бальяско, растянувшийся в самодовольной ухмылке:
– Хо! Какое чудное получится стадо!
У Киршоу подгибались колени, ему нестерпимо хотелось опуститься на четвереньки и… Оно еще и разговаривает?!
В тот же миг раздался дикий крик, не крик даже – звериный вопль. Человеческая глотка не способна издавать подобные звуки. Черная тень метнулась из-за спины политика навстречу великану. Бальяско поднял худую руку в попытке защититься, но Карло это не остановило. Мавр налетел на гиганта и придавил к земле. Тот попытался его оттолкнуть, но слабо и безвольно, особо не сопротивляясь. Карло попросту смял его, как тряпичную куклу. Прижимая Бальяско коленями, мавр обхватил его голову и крутанул вправо на полный оборот. Если бы на месте гиганта был человек, то захрустели бы сломанные кости, наверняка бы хлынула кровь. Но вместо этого послышался скрип, а следом – громкий треск, с каким рвется полотно. Мавр – страшный, с выпученными глазами, с оскаленными зубами – продолжал крутить голову Бальяско. Оборот, еще один… Великан пытался сопротивляться, колотил Карло по спине, но в его ударах не было даже намека на силу. Затем раздался хлопок, и Карло вскочил на ноги, двумя руками удерживая оторванную голову. Ни капли крови не пролилось на землю, только сухая солома посыпалась из шеи. Высоко подняв свой трофей, Карло издал победный рык и швырнул голову вглубь оранжереи, после чего обернулся к еще дергающемуся телу и харкнул на останки.
Киршоу схватился за узел галстука и так сильно вдавил его в гортань, что в глазах потемнело. Если бы не это, его бы точно вывернуло наизнанку. Блевал бы собственными внутренностями, пока не осталось бы ничего, кроме пустого мешка из человеческой кожи, вроде того, что лежал сейчас под деревом. Киршоу не мог даже вообразить ничего столь же кошмарного, столь же мерзкого и отвратительного, как разыгравшаяся перед ним сцена. Он отказывался верить в то, что все это произошло на самом деле. Это же был какой-то спектакль, правда?
Карло выпрямился, оправил задравшийся фрак, и жуткое лицо вновь обратилось в бесстрастную маску вышколенного слуги.
– Однако, – сказал Бреши. – Хм… Занятно… Это ведь солома?
Киршоу, бледный как смерть, если не считать пунцово-красных пятен, обернулся к лидеру «Партии Объединения». Он не знал, что именно должен увидеть в его глазах – ужас, быть может, или отвращение, – но увидел лишь любопытство. Как у человека, разглядывающего необычного жука. В груди Киршоу похолодело. Во что, черт возьми, он ввязался? Во что его втянули?
Стоящий рядом Президент Республики выглядел куда человечнее: он трясся, как желе. Толстые губы двигались, хотя с них не срывалось ни звука. Киршоу не сразу сообразил, что Президент молится. Что ж, это можно понять. Тело серокожего гиганта наконец застыло, но политику казалось, будто он до сих пор чувствует длинные пальцы, мнущие, комкающие, меняющие его плоть и душу, и единственное слово, которое приходило на ум, было «изнасилование».
– Что это было, Пьер? – заговорил Президент, и в его голосе прозвучали истеричные нотки. – Ты можешь мне хоть что-то сказать?!
Бреши сухо кашлянул.
– Боюсь, не могу, Господин Президент. Я и сам озадачен.
– Озадачен?! – взвизгнул Президент. – Ты озадачен?!
Лицо его перекосило. Киршоу испугался, что сейчас Президент набросится на своего лучшего друга с кулаками. Однако, наткнувшись на ледяной взгляд Бреши, Президент растекся как квашня.
– Они пришли за мной, Пьер, – забормотал он, ладонями сжимая виски. – Они меня ненавидят. Они сделают всё, чтобы…
Президент всхлипнул.
– За что, Пьер? Что я им сделал? Я же всего себя, всю свою… Да я же…
Киршоу вдруг понял, что сейчас Президент разревется, и это зрелище будет пострашнее великана Бальяско. Рыдающий Президент – это конец всего того, во что верил политик и на что он опирался. Вдруг оказалось, что дом, который он возводил долгие годы, стоит на фундаменте из зыбучего песка.
Бреши решительно шагнул вперед и взял Президента за плечи.
– Шарль… – Впервые в жизни Киршоу услышал, чтобы кто-то обратился к Президенту Республики по имени. Тот дернулся, пытаясь освободиться, но Бреши только крепче сжал его плечи. – Шарль, – повторил он. – Успокойся. Возьми себя в руки.
– В руки?! Да я только и делаю, что держу себя в руках! Они же… Они не понимают!
– Шарль!
В голосе Бреши прозвучала сталь. Те самые ноты, которые вводили в неистовство его последователей, те самые ноты, после которых они готовы были пойти за ним хоть на плаху. И Президент, услышав их, замолчал – все равно как если бы Бреши влепил ему пощечину.
Бреши выдержал небольшую паузу.
– Друг мой, – заговорил он куда мягче. – Все хорошо. Вы не один. С вами преданные друзья и соратники, вам есть на кого опереться. И мы не оставим вас, что бы ни случилось.
– Но, Пьер, ты не понимаешь. Они…
– Даю вам слово, Господин Президент: я лично со всем разберусь. Обещаю. А вам нужно отдохнуть. Вы сильно устали, вы слишком много работали. Один человек не в силах нести столь неподъемную ношу.
– Но…
– Просто отдохнуть, – с нажимом повторил Бреши, а затем, все еще держа Президента за плечи, обратился к камердинеру: – Карло, пожалуйста, позаботься о нем. Сделай то, что ему сейчас нужно: ванны, соли – ты знаешь.
– Да, господин Бреши.
– И… Моя глубочайшая благодарность. Твой поступок, несомненно, достоин восхищения. Я рад, что Господин Президент в столь надежных руках.
Карло склонил голову.
– Спасибо, господин Бреши.
Они обменялись быстрыми взглядами, но что стояло за этим – Киршоу не понял.
– Вот и хорошо, – сказал Бреши, отпуская Президента. Только что по щеке не потрепал. Киршоу поежился. Какого черта он с ним нянчится? Как с малым ребенком… Но в этот момент Бреши посмотрел на него, и Киршоу понял, что никогда в жизни не задаст этот вопрос.
– Вы обязаны отдохнуть. Слушайте Карло, он обо всем позаботится.
Господин Президент вяло махнул рукой и поплелся по дорожке к выходу из оранжереи. Карло черной тенью