– Там… – начал Сильвия, но тут вмешалась Тереза:
– Нет, не забыли! – Голос прозвучал истерично-резко, казалось, она того и гляди сорвется на крик, и в случае отчаянной и боевитой Терезы это выглядело по-особенному жутко. Настолько, что Клара отступила и опустила нож. – Не забыли! Но с чего ты взяла, что они еще… Что под этими… Среди этих…
Она сплюнула, словно бы это могло заменить несказанные слова. И Клара не нашла, что ей ответить. В самом деле, разве можно уцелеть под этой грудой копошащихся тел? Если дети действительно находятся внутри – задавленные, переломанные, задохнувшиеся, – то…
Нет! Клара замотала головой. Она отказывалась в это верить. Дафна не могла погибнуть так бессмысленно и глупо, самой отвратительной смертью, которую только можно представить. Она не могла погибнуть просто потому, что это было… нечестно. Именно нечестно. И плевать на то, что глупо и наивно, особенно с ее стороны, уповать на вселенскую справедливость. А что ей еще оставалось? Вот только слов, чтобы выразить эти спутанные мысли, не нашлось.
К счастью, на выручку пришел Флип: он был поэтом, а у поэтов всегда есть слова.
– Они живы, – сказал он. – Они должны быть живы, иначе эта штука не смогла бы работать. Кровь, которую перегоняет сердце, – это не та кровь, что его питает.
Хавьер закатил глаза и взвыл дурным голосом:
– Ты издеваешься?! Или совсем умом тронулся?! Да я большего бреда в жизни не слышал! Пока мы…
– Погоди, Пачкуля, – вмешался Сильвия. – Если я хоть что-то понимаю в анатомии, то Бандикут прав. По крайней мере, в его словах есть логика. Нельзя рисковать, пока мы не будем знать наверняка.
– Нельзя?! – выпучил глаза Хавьер. – Чтобы спящие проснулись, необходимо уничтожить эту дрянь! Именно поэтому мы здесь. Чтобы разбудить спящую страну, мы должны…
Клара вскинула голову и снова взмахнула ножом.
– Ничего не выйдет! Ты так и не понял! Ты все перепутал, перевернул с ног на голову! Все наоборот: чтобы уничтожить эту дрянь, мы должны их разбудить! Все наоборот!
Хавьер таращился на нее выпученными глазами, красными от полопавшихся сосудов. Хотел что-то сказать, даже рот открыл, но в итоге захлопнул челюсть так, что слышно было, как стукнулись зубы.
– Разбудить? – переспросил Сильвия. – Прости, Орешек, но как ты это собралась делать? Мы уже пробовали разбудить того парня, и ничего у нас не получилось.
Он указал на мальчишку-брешиста, похрапывающего на полу. Раймон, сидящий рядом с парнем, тут же встрепенулся.
– Так, может, все-таки… облить его водой? Мой отчим, когда я… Ладно, ладно…
На несколько секунд повисла гнетущая тишина, нарушаемая только мерзкими звуками, которые издавало жуткое сердце. Клара до боли прикусила губу, но даже этот проверенный способ не помог собраться с мыслями. Что делать? Она не знала и не понимала.
– Проснуться, – медленно проговорил Хавьер, уставившись под ноги, – это не единственный способ прервать сон.
Клара даже не поняла, о чем он говорит. Посмотрела на него в растерянном недоумении… А вот Ивонн догадалась сразу. Лицо ее мгновенно побелело, и она шарахнулась от Хавьера так, словно бы на ее глазах тот обратился в жуткое чудовище с торчащими рогами и клыками. Хотя, по сути, именно так и было: только чудовище могло предложить подобное решение.
– Нет! – вскрикнула Клара, когда страшный смысл слов художника дошел и до нее. – Даже думать о таком не смей! Или…
– Или я придушу тебя собственными руками, – тихо проговорила Ивонн. – И твой ребенок даже имени твоего не узнает.
Хавьер попятился. По его физиономии было видно, что он испугался. Но не слов Ивонн и не ее угроз, а той мрачной решимости, которой светилось мертвенно-бледное лицо певицы.
– Да я же… – пустился он в оправдания. – Мы должны…
– Я сказала, – отрезала Ивонн. – Ты меня понял. Даже думать об этом не смей. Лучше умереть, чем всю жизнь нести такую ношу.
Хавьер судорожно сглотнул и тут же сник.
– О как… – заметил Сильвия, почесывая бороду. – А Канарейка-то у нас, оказывается, с зубками.
– Но что же делать? – спросила Тереза. – Лезть в это… Проклятье!
Флип перехватил багор, было видно, что он уже готов броситься на жуткое Сердце в последней отчаянной попытке сделать хоть что-то, но Клара удержала его за руку.
– Нет. Здесь мы не сможем их разбудить. И никакое ведро воды не поможет. – Она печально улыбнулась Раймону.
– И что ты предлагаешь?
Клара опустила взгляд, мысленно сосчитала до десяти, не отводя глаз от странных бликов и отражений на клинке навахи. И почему-то вдруг вспомнила, что отец, в шутку или нет, называл этот танец отражений пляской Смерти. Странно… Разве Смерть умеет танцевать?
– Единственный способ разбудить их, – сказала она, – это разбудить их оттуда. Из Пространства Сна. Чтобы проснуться, перво-наперво нужно осознать, что ты спишь.
Флип громко закашлялся, Тереза попятилась, а Сильвия посмотрел на нее чуть ли не с жалостью.
– Ты собираешься разбудить их оттуда? – переспросил он. – Прости, Орешек, но как ты собираешься туда попасть? Ляжешь вот здесь и уснешь? Ничего глупее…
– Но мне не нужно туда попадать, – сказала Клара, поднимая взгляд от клинка. – На самом деле я уже там.
Клара медленно моргает, а когда она открывает глаза, то видит круглую цирковую арену и темную пелену зрительного зала. Она не видит тех, кто смотрит на нее, но всем телом ощущает их взгляды – острые как иголки. А затем она поворачивается и видит куклу-каприччо в черном балахоне и высокой белоснежной маске, изображающей череп. Клара Сильва видит Смерть.
– Ну что? – говорит Смерть. – Теперь-то все в сборе?
Клара одергивает край тельняшки, поправляет красный берет и кивает. Да, теперь можно начинать.
Смерть разводит руками.
– Ну что ж, господа, приступим…
И в тот же миг земля рывком уходит у них из-под ног.
Глава 101
Грохочут литавры, бьют барабаны, ревут медные трубы, визжат скрипки и альты, блеют кларнеты и хрипло ухает бас… Это не музыка. Это давно уже не музыка: в ней нет ни мелодии, ни гармонии, ни ритма. Но это и не какофония, в ней есть особый смысл. И единственное слово, способное как-то описать этот звуковой хаос, – это дыхание. Клара не в состоянии даже вообразить, кто именно может так дышать, но чувствует его присутствие везде и всюду, так, словно бы этот кто-то целиком заполняет собой окружающее пространство. По сути, он и является этим пространством… Клара ощущает себя крошечной рыбешкой, которая пытается постичь